Пришел рав Дунин в Махон Альту. Ну, мы сидим за длинными столами, хрустим чипсами. Он такой вроде смирный, не орал ни на кого сразу. Поучили чего-то там, пообсуждали. Тут Этти М. начала свое обычное занудство:
— А вот почему женщины в иудаизме должны быть служанками… Только убирать дом… только готовить… только рожать и ухаживать…
Он уже уловил тенденцию, но прерывать ее не стал.
— Мы же тоже хотим учить возвышенные вещи и чтобы у нас было время на духовное… А то все только прислуживать мужчинам и детям… Рабство какое-то… И столько красивых слов при этом… Это все вранье…
Кто знает Рувена Дунин, тот понимает, каким было его отношение к данному вопросу.
Он как взорвался! Только Этти теперь отвечала за все грехи Хавы с самого сотворения мира. Этти натуральным образом нарвалась на минное поле.
Прозвучало примерно следующее:
— А чего бы ты хотела, милая? Ты бы хотела, чтобы твои близкие находились в больнице и там бы все для них делали сиделки? И чтобы тебе не пришлось мыть унитаз, так лучше пусть у всей семьи будет запор и, черт возьми, унитаз останется чистым! Или просто никого не будет в доме и совершенно некому будет подавать и не за кем будет убирать! И ни у кого не будет аппетита и просто не потребуется ничего готовить! Ты этого хочешь?
Этти надулась. Дунин продолжал развивать свою мысль...
Девочки прониклись его подходом, напоминавшим главу «Ки Таво» из Торы. После проклятий он перешел к благословениям:
— Или все-таки лучше, чтобы все были здоровы, хотели есть и ходили в туалет? И будет за кем ухаживать? И будет кому подавать? И будет за кем убирать? И будет на кого радоваться?
Мы признали, что так, и вправду, лучше. Гораздо лучше.
Лицо его горело. Этти и сама не была рада, что высказалась. Как все, кто впервые слышит Дунина, она была в ужасе от унижения, которому ее подвергли. Большая заслуга быть выруганной самим Дуниным открылась ей позднее.