Несмотря на то, что двадцативосьмилетний рабби Хаим Виталь обладал выдающимся духовным потенциалом, что-то поначалу мешало ему прислушаться к приглашению рабби Ицхака и достичь с ним взаимопонимания. Какие же это были помехи?
Сны, в которых присутствовал рабби Ицхак, говоривший: «Пожалуйста, приходи в Цфат учиться у меня, в этом — назначение души твоей», — снились рабби Хаиму с убедительной ясностью и силой чуть ли не каждую ночь, но никто на свете не мог заставить его повиноваться этим призывам или хотя бы воспринимать их всерьез, если сам он того не желал. А он считал себя более знающим, чем рабби Ицхак, и у него самого уже были приверженцы, которых он обучал «Зоар», и, спрашивается, для чего ему сниматься с места и становиться чьим-то учеником?
Задержка в реализации Б-жественного плана, длившаяся несколько месяцев, очень мучила рабби Ицхака, знавшего, что его жизнь будет очень короткой и пренебрегать драгоценным временем, за которое он мог столь много дать ученику, было со стороны того просто непростительно!
Синие цфатские небеса за эти месяцы уже успели затянуться осенними серыми тучами, а летний зной — смениться порывистым ветром. В один из этих ненастных дней рабби Хаим, внешне оставаясь невозмутимым, все-таки почувствовал внутренний дискомфорт и решил объяснить перемену в своем настроении и самому себе, и окружавшим его в Дамаске ученикам простым любопытством к личности этого странного рабби Ицхака, который шлет ему свой образ в сновидениях вот уже несколько месяцев подряд. К тому же, изучая книгу «Зоар», рабби Хаим столкнулся с тремя вопросами, на которые не мог найти ответы, как ни старался. После того, как во сне ему было сообщено, что рабби Ицхак знает ответы на эти вопросы, он сказал себе: «Пойду-ка испытаю этого человека, проверю, правдива ли молва о нем», — и отправился в Цфат.
Чтобы в полной мере понять поведение рабби Хаима Виталя, нам следует познакомиться с ним поближе еще до того, как мы узнаем продолжение истории.
В возрасте двадцати трех лет он удостоился пророческого видения, в котором узрел Самого Б-га. Всевышний, окруженный ангелами и праведниками, предложил ему сесть справа от Себя.
Отец рабби Хаима, рабби Йосеф Виталь, был софером — то есть занимался перепиской священных текстов. За написанные им мезузы и тфилин люди были готовы платить огромные деньги. «Благодаря его заслуге за этот труд существует половина мира», — говорил р. Иосеф Каро.
Переезд родителей рабби Хаима из Италии в Цфат последовал в результате Б-жественного откровения, о чем речь пойдет позже. Рождение рабби Хаима тоже сопровождалось сверхъестественными явлениями. С молодых лет он слышал от самых разных людей намеки на то, что его ожидает удивительное предназначение. По словам всевозможных предсказателей, как еврейских, так и иных, душа рабби Хаима обладала потенциалом столь огромным, что, как предостерег его один из них, — «если пойдешь по пути зла, то не будет во всем мире грешника хуже тебя, а если изберешь добро — то станешь самым большим праведником в целом поколении»...
Но вернемся к нашей истории.
— Вот идет человек, намеревающийся меня испытать, — сказал рабби Ицхак домочадцам, увидев приближающегося к их дому рабби Хаима. — Скажите ему, что я в это время дня на работе.
Рабби Ицхак поспешил в свою лавку, которую держал рядом с домом, уселся за прилавок и, склонившись над счетными книгами, стал сосредоточенно что-то записывать в них.
«Мои сны оказались пустыми, как я и предполагал, — разочарованно подумал рабби Хаим, увидев рабби Ицхака, — не может быть, чтобы этот торгаш был сведущ в тайнах Торы и тем более в тех ее аспектах, которые вызвали затруднение даже у меня!»
— Привет тебе, почтеннейший, — сказал он, входя в лавку, — мне сказали, что здесь я найду рабби Ицхака Луриа Ашкенази, руководителя местных каббалистов. Ты ли это?
Недоверчивость, звучавшая в его последних словах, не ускользнула от рабби Ицхака, который, однако, отвечал ему очень любезно:
— Имя мое ты назвал верно, но в остальном ошибся, ибо я больше имею дело с козьей шерстью и другим ходовым в наших краях товаром, нежели с высокими материями вроде каббалы...
«Козья шерсть? Ходовой товар?» — недоумевал рабби Хаим.
В эту минуту рабби Ицхак отвлекся на разговор с двумя поставщиками шерсти, которые зашли в лавку.
Рабби Хаим подумал, что приезжать сюда из Дамаска только для того, чтобы посетить эту торговую точку, было с его стороны довольно глупо, и повернулся, чтобы уйти, но рабби Ицхак вдруг окликнул его:
— Постой, любезнейший!
Рабби Хаим обернулся и уловил тонкую иронию во взгляде торговца.
— Ты пришел, чтобы задать мне вопрос по книге «Зоар»? — спросил владелец лавки и сформулировал этот вопрос.
Рабби Хаим почувствовал себя лисицей перед львом. По предложению хозяина они перешли в подсобное помещение, чтобы никто не помешал им беседовать. Рабби Ицхак начал отвечать на волновавший посетителя вопрос и поведал ему изумительные, глубочайшие вещи, которых рабби Шимон бар Йохай, автор «Зоара», в книге своей коснулся лишь намеком и которые своими корнями уходили в такие тайны, каких ухо человеческое не слыхало вовеки.
Когда перед рабби Хаимом разверзлась эта бездонная глубина, еще больше напугавшая его, поскольку первое впечатление от рабби Ицхака было еще свежо в нем, почва стала уходить у него из-под ног и душа его едва не покинула свою физическую оболочку. Вместо складского помещения и тюков с товаром он увидел гору Синай, распростершееся над ней облако и Б-жественный свет. Прийдя в себя, он, однако, продолжил испытывать рабби Ицхака, задав ему новый вопрос.
— Ты все же решил, что в моей лавке для тебя может найтись товар? — с улыбкой спросил хозяин.
— Я еще не покупаю, я лишь прицениваюсь, — сдержанно отвечал рабби Хаим, опуская глаза и не поступаясь своей гордостью.
Рабби Ицхак, глядя на него в упор, изложил ему свое второе толкование.
Почувствовав на себе его взгляд, рабби Хаим поднял глаза — и ощутил, что вновь близок к обмороку. Ему было ясно, что на его вопрос не только ответили, но и заодно, как бы между прочим, показали ему, на каком мелководье плавала его мысль до сих пор, если он оказался неспособным самостоятельно прийти к столь очевидным выводам.
Дважды приподнятый к небесам, он, однако, не утратил своей неутолимой жажды знаний и решил задать учителю (ему было уже ясно, перед кем он стоит) третий вопрос. На этот раз рабби Ицхак отвечать отказался; он встал и сказал рабби Хаиму:
— Достаточно! Мы подошли к границе, которую нельзя переступать в субботу.
Это было иносказанием: рабби Ицхак дал гостю понять, что больше не намерен открывать ему тайны Торы.
«И это тот самый человек, к которому я медлил прийти целых полгода? — холодея, с запоздалым ужасом подумал рабби Хаим. — Ключи от Торы — в его руках, и для меня нет жизни без этого учения...».
Он попятился к выходу из лавки, как пятятся впавшие в немилость, удаляясь от царя, при этом споткнулся о тюк с козьей шерстью и, выйдя на улицу, побрел, чувствуя себя глубоко несчастным, к месту своего ночлега.
Там вывалялся он в пепле, облекшись в мешковину, пеплом же посыпал голову, которую прежде высоко нес в гордыне, решил поститься и проплакал целые сутки.
— Элоки рабби Ицхак! Элоки рабби Ицхак! — горестно взывал рабби Хаим, — неужели я больше никогда не увижу твое лицо?!
Первые буквы слов «элоки» т. е. Б-жественный] рабби Ицхак образуют слово «АРИ». Это имя, по его мнению, лучше всего подходило учителю. Оно наводило на ассоциации со львом (ари на иврите), и рабби Хаим все-таки надеялся на то, что этот царственный лев простит его, не убьет ударом своей тяжелой лапы и позволит ему смиренно сидеть среди других его учеников, львят...
Тихий, неузнаваемо робкий, как бы даже ставший занимать меньше места в пространстве, рабби Хаим подошел к дому Ари.
— Продолжай осенять меня крылом своим, не прогоняй от благодатного источника, дай мне возможность очиститься от духовной грязи, которую я ощущаю на себе, точно змеиную шкуру, — сказал он, пав к ногам учителя и целуя их. — Помоги моей душе исправиться и не отвергай ме— ня, несмотря на грехи мои!
— Встань, — спокойно ответил Ари. — На Небесах было решено, чтобы я никогда уже не брал тебя в ученики за те муки, которые ты доставил мне, и не только мне, отказываясь прийти и учиться у меня все это время. Однако...
Рабби Хаим замер в предчувствии доброго финала.
— Однако твое искреннее раскаяние изменило приговор, — продолжал Ари, — недаром повергся ты в прах, постился и плакал.
Оживший и обрадованный, пришел рабби Хаим на урок и был принят в круг учащихся. Прежним товарищам, знавшим его до того, как он ушел в Дамаск, было ясно, что его положение — особое и недаром наставник усадил его по правую руку от себя: ведь и при р. Моше Кордоверо он считался избранным учеником.
Время, отпущенное АРИ для земной жизни, было коротко, и, зная это, он вскоре счел нужным раскрыть рабби Хаиму глаза на некоторые важные обстоятельства.
...Горы вокруг Цфата и сам город застилал туман, обычный для дождливой галилейской зимы. Туман шел белесыми полосами, которые то тут, то там разрывал ветер. В одном месте выглядывала верхушка горы, утопавшей в серой туче, в другом — и низ, и верх горы сливались с туманом, и лишь середина ее ясно была видна и казалась подвешенной в пустоте. Домов было не видать совсем, ветер хлопал невидимыми ставнями. Воздух был свежим и не холодным, в нем летали капли дождя. Когда порывы ветра стихали, становилось даже тепло. На склоне горы, где еще сохранилась пожухлая трава, мычали коровы, скрытые глухим туманом.
Учитель и ученик миновали стоявшую у края дороги скотобойню и стали спускаться к сефардской синагоге «Гилуй Элияу а-Нави».
Рабби Хаим знал город, ибо родился в нем (его родителям еще в итальянской провинции Калабрия, где они раньше жили, некий праведник по имени рабби Хаим Ашкенази предсказал, что, если они переедут в Цфат, то там у них через два года родится сын; поэтому и назвали родившегося ребенка Хаимом, как просил тот праведник, чье пророчество в точности исполнилось). А что касается АРИ, то он ощущал Цфат так, как только может человек узнать и полюбить город более чем за полгода пребывания в нем. Тем более, что город-то был совсем маленький. Здесь, у склона горы, плавно переходящего в кладбище, он кончался. Тут же неподалеку была и миквэ — естественный водоем с родниковой водой, в который каждое утро погружались те, кто дорожил духовной чистотой...
— Пророк Элияу, — рассказывал АРИ, — велел мне подняться из Египта в святой город Цфат. Он сказал, что там меня ждет совместная работа с рабби Хаимом Виталем по прозванию Калабрис... И все назначение моей души, по словам Элияу, состоит в том, чтобы обучать вышеупомянутого рабби Хаима. Все, что останется последующим поколениям и прояснит зрение сынов Израиля, всю каббалистическую традицию, все тайны учения — только ты сможешь воспринять и записать. Ни одному из прочих учеников не дано понять мои объяснения до конца. Осознай ответственность, — добавил наставник, встречаясь взглядом с учеником, — которая ложится на твои плечи.
Рабби Хаим готов был поверить в то, что сказал учитель, но решил проявить скептицизм, ибо немедленное согласие казалось ему в данном случае по меньшей мере неуместным.
Речь шла о нем — действительно, его звали рабби Хаим, по фамилии Виталь, по прозвищу Калабрис, которое перешло к нему от отца, приехавшего в Цфат из Калабрии, и определить единственного во всем поколении человека, который оказался достоин воспринять учение АРИ, было, пожалуй, невозможно более точно, чем это сделал учитель.
И все же рабби Хаим не спешил радоваться.
— Неужели господин мой думает, что я не знаю свои поступки? Неужели допущу мысль, что во всем поколении не нашлось более праведного, чем я, чтобы стать сосудом для святого знания? Кто я такой в сравнении, скажем, с рабби Моше Альшейхом, рабби Авраамом а-Леви Брухимом или рабби Давидом Бен-Зимрой, не говоря уже о рабби Йосефе Каро? Я не так глуп, чтобы считать себя выше их.
Несмотря на то, что еще в ранней молодости предсказатели судьбы уведомили рабби Хаима о том, из сколь высокого источника происходит его душа, и о великом будущем, уготованном ему, он старался уверить учителя в своем несоответствии предложенной ему роли.
— Какая мне, право, польза от тебя и какой смысл приближать тебя к себе? — пожал плечами АРИ. — Куда почетнее было бы вести дружбу с теми великими людьми, которых ты сейчас упомянул. В этом была бы логика. Это люди известные, мудрые и уважаемые. А я все же выбираю и приближаю тебя. Почему? Наверное, нахожу в тебе какие-то скрытые достоинства...
Рабби Хаим смотрел на него, как бы не понимая, о чем идет речь. За время этой паузы плотный туман, надвинувшись, успел превратить весь мир в несуществующий...
Учитель объяснил ему, каков исток и корень его души. Он упомянул имена праотца Яакова, рабби Акивы, пророка Шмуэля и некоторых других великих людей, с которыми, но его словам, душа рабби Хаима состояла в самой близкой родственной связи, поскольку это были ее прошлые воплощения.
Если преуспеешь в очищении всех своих душевных сил вернешь этой великой душе ее исходное сияние, — заключил он, — то приход Мошиаха станет реальностью. И если бы мне было позволено открыть тебе, какого уровня ты со временем достигнешь, то ты бы от радости взлетел как птица. Но мне запрещено пока что говорить с тобой на эту тему. Я лишь могу научить тебя, как сделать все возможное, чтобы добиться этого.
И все же — как может быть, что другие ученики не способны понять то, что доступно моему разуму? — вернулся рабби Хаим к прежней теме разговора.
Может быть, они со временем обретут эту способность благодаря тебе, — мягко сказал АРИ, — мне же велено учить лишь тебя, нет у меня больше ни перед кем на свете обязательств, кроме как перед тобой. И скажу тебе более того — присутствие других учеников сковывает меня, и я не знаю, продолжу ли заниматься с ними.
Неужели мне одному суждено греться в лучах этого великого света? — вслух подумал рабби Хаим.
Ты будешь узнавать от меня, — сказал учитель, — все тайны Торы, какие только захочешь, и в опосредованном виде сможешь часть из них передавать другим. Но основная твоя задача — записывать все, что я тебе открою, для последующих поколений.
Они вернулись в дом учения, и вскоре начался урок.
В глазах нового ученика, который так долго заставлял себя ждать, светилось глубокое и полное понимание, вдохновлявшее АРИ на большие, чем когда-либо, откровения.
Однажды АРИ указал ученикам место около Мейрона, где, по его словам, тысячу лет назад сидел, окруженный воспитанниками, и вел уроки великий РАШБИ — рабби Шимон бар Йохай — законоучитель и знаток тайного учения, высказывания которого многократно приводятся во всех разделах Талмуда, автор «Зоар», ученик рабби Акивы. АРИ точно знал, какое место каждый из учеников РАШБИ занимал в духовной иерархии, и в соответствии с этим расположил членов своей группы вокруг себя. В этом поколении он был подобен РАШБИ, рабби Хаим — сыну РАШБИ, рабби Элазару, а другие ученики занимали места в соответствии с уровнем души каждого из них. И их расположение соответствовало расположению учеников РАШБИ, сидевших по кругу, справа и слева от своего учителя. Ибо души учеников АРИ были родственны душам учеников РАШБИ.
Огонь пылал над этим необыкновенным кружком, когда они сидели и учились тайнам Торы, но лишь АРИ дано было видеть его.