Мы приехали в Нью-Йорк весной 1991 года. Вскоре после нашего приезда газета «Новое русское слово» опубликовала большое интервью с рабби Менахемом-Мендлом Шнеерсоном — Любавичским Ребе ШЛИТА. Газета особо подчёркивала то, что интервью было проведено на русском языке (Ребе свободно говорил по-русски) и все слова подлинные, а не переводные. В газете была и фотография Ребе ШЛИТА.
Интервью с Ребе и его фотография впечатляли. Мне думалось, что именно так выглядел Моше-рабейну до Синая, Моше-рабейну, рассекающий море, ведущий народ к новому, неведомому. Примерно в то же время мы узнали, что Ребе ШЛИТА по воскресеньям принимает всех желающих в своей резиденции. Резиденция Ребе была в Краун-Хайтс (Crown Heights). Этот район Бруклина практически недоступен без машины, но ни машины, ни денег у нас в тот момент не было.
Когда мы приехали, папе было 68 лет. Эмиграция, вообще, вещь очень тяжёлая, а для людей такого возраста особенно. Главная проблема пожилых людей — языковый барьер. У моих родителей этой проблемы не было: мама владела английским, папа свободно говорил по-еврейски. Он лишь в формальных случаях говорил «идиш», для него с детства язык был еврейским. Папа наслаждался широтой общения на этом языке, который он прекрасно знал, так как с родителями говорил только по-еврейски. Видимо, желание встретиться с Ребе ШЛИТА возникло у него уже тогда, но в 1991 году такой возможности не было.
Когда летом 1991 года я нашёл работу в Манхэттене, то обнаружил, что недалеко от моей работы в обед стоит автобус ХАБАДа («мицва-танк»). Рядом с автобусом стояли ребята, приглашавшие зайти в автобус надеть тфиллин, что я довольно часто и делал, так как своих тфиллин у меня тогда не было. Шло время, папа подарил мне тфиллин, и я стал молиться по утрам дома. В марте 1992 после 27 Адара Ребе заболел и уже не принимал посетителей. После болезни Ребе сильно изменился. Передать это словами невозможно. Я бы сказал, что он познал Истину.
Когда о Моше-рабейну говорят, что когда он сошёл с Синая, его лицо светилось. По всей видимости имеют ввиду свет истины, истины, которую Всесильный, да будет благословенно Его Имя, открыл ему. Так и Ребе ШЛИТА был удостоен познанием истины, истины, не передаваемой словами.
Осенью 1993 года папа захотел встретиться с Ребе. «Надо поторопиться», — сказал он. У папы не было к Ребе ни просьбы, ни даже вопроса, который он хотел бы задать, он просто хотел встретиться с Ребе. Я привёз папу в Краун-Хайтс. Папа пошёл в резиденцию Ребе («770»), я остался ждать его в машине. При самой встрече я не присутствовал, передаю её со слов папы.
Народу было много, но всё проходило чинно и мирно. Люди подходили, разговаривали, Ребе вручал им доллар, они уходили. Как папе показалось, Ребе никогда не начинал разговор сам, ждал вопроса посетителя. Когда подошла папина очередь он подошёл. Думаю, первое, что сказал папа, было: «Вос ерцех?» — когда папа говорил по-еврейски, он всегда начинал разговор именно этим вопросом, который, по сути, ответа не требовал. Далее передаю разговор, как мне передал его папа уже в русском переводе.
— Ребе, как Вы себя чувствуете? — спросил папа. Ребе удивился вопросу.
— Спасибо, нормально, — коротко ответил он.
— Ребе, я же вижу, как вам тяжело. Как вы выдерживаете? — продолжал папа.
— Вы единственный, кто задал мне подобный вопрос. Да, мне тяжело, но я лицо общественное. Люди хотят меня видеть, и пока я смогу стоять, я буду стоять и говорить с ними
— Ребе, да поможет Вам Б-г, — ответил папа.
Ребе благословил его и протянул доллар. Папа взял доллар и ушёл.
Именно стремление Ребе служить людям превозмогая физическую слабость, взволновало папу больше всего. Ребе же, по его словам, был тронут именно человеческим вниманием к нему как к человеку, а не как к титану духа.
При всей незатейливости этого разговора помимо слов папе передалась крупица той истины, которой был наполнен Ребе ШЛИТА. Папе в это время было 70 лет, но он был более чем на 20 лет моложе Ребе. И всё же это был разговор двух старых евреев, разговор о Б-ге, о мире, о вселенной. Папу звали Йехеил-Михл бен Абрам. Он скончался через 11 лет...
