Завтра, выходит, наш народ выскажет свое волеизъявление, после которого, естественно, все останется на своих местах, в смысле, ничего неожиданного не произойдет. Пара лишних мандатов, которые «крайние» утянут у «центра», правые — у левых, или наоборот, или же религиозные позаимствуют у светских, — кого-то порадуют, а кого-то расстроят. Но ненадолго. Ясно, что все останется на местах. И народ тоже останется сам собой, таким же, каким и был. И каждый день будет похож на вчерашний, — ну, кроме тех дней, когда приходится тушить какие-нибудь пожары.
Так вот, о пожарах. В принципе, имеется в виду, что завтра мы как раз пойдем выбирать тех, кому мы доверяем эту миссию. Но на деле оказывается, что гасит пожары все равно — знаете кто? Вовсе не те, кого на это уполномочили, а…
Я расскажу сейчас одну историю, свидетельницей которой я была. Речь пойдет о самом обычном, а вовсе не символическом, пожаре, случившемся в доме, где я жила три года назад.
Я в курсе, что обычно пожары гасят пожарные, я не оспариваю их профессиональные качества и героизм, которые они при этом проявляют. То, что в случае, о котором пойдет речь, все было не так, видимо, объяснялось тем, что там присутствовала я, которой мироздание хотело что-то объяснить. Так называемый «эффект наблюдателя». Если бы меня не было, то все прошло бы, как положено, и все персонажи правильно сыграли бы свои роли. А тут, поскольку я стояла в той толпе и должна была что-то понять, — а может быть, и рассказать об этом сегодня, — роли оказались перепутанными.
Дело происходило в Пардес-Каце, светском районе религиозного города Бней-Брака. На самом деле, этот район не является таким уж светским, — половину населения дома, где я снимала квартиру, составляли «харедим» — те, кто по каким-то соображениям, например, финансовым, не мог позволить себе проживание в «правильной» части города. Молодые пары, например. Или многодетные семьи. То, что волею судеб им пришлось довольствоваться квартирой рядом со всякими «апикойресами», носящими майки и шлепанцы, не заставило их изменить собственному стилю жизни — здесь, вне стен «гетто», они были теми же царственными «харедим», что и их родственники из «настоящего» Бней-Брака. Магазин рядом с моим домом целиком был заполнен продуктами с самым суровым кашрутом. Отношения же между соседями были достаточно теплыми, в доме процветало мирное сосуществование и братство внутри отдельно взятого народа.
И вот в один прекрасный вечер жильцы этого дома открывают окна, и вместо воздуха квартиры заполняются дымом. Источник пожара обнаруживается в «талмуд-тора» (начальной школе), стоящей вплотную к дому.
Вызванные пожарные приезжают довольно оперативно, врываются в подъезд и энергично бегут по этажам, колотя во все двери. Тщательно проверяют, все ли жильцы вышли. В одной из квартир помогают пожилой женщине вывести и усадить на улице на стул ее больного мужа. И, убедившись, что человеческие жертвы предотвращены, — спокойно возвращаются в свою большую красную машину, рассаживаются в ней и входят в состояние медитации, в котором чаще всего пребывают на работе израильские государственные служащие.
Народ, толпящийся перед домом, натурально ничего не понимает. На робкий вопрос экипажу пожарной машины — а что, собственно, происходит? — поступает ответ: у нас очень короткий шланг, мы отсюда не достанем, а ближе подъехать не можем, поэтому сидим и ждем, сейчас нам привезут другой шланг.
Население смотрит на валяющийся тут же без дела шланг, соглашается про себя, что он, и правда, коротковат, и терпеливо ждет. Терпеливо, потому что на дом огонь пока что не перекинулся и их имуществу ничего не угрожает. Толпа, выгнанная из подъезда, представляет собой с виду среднее арифметическое населения страны, потому что состоит в соответствующих пропорциях из светских, религиозных, сефардов, ашкеназов, «русских», электората ШАСа, электората Ликуда, электората Аводы…
Время идет, пожар никто не тушит. Шланг не везут. Служащие пожарной охраны лениво бродят вокруг своей машины, болтают по телефонам и не думают выходить из безмятежного состояния.
Школа горит все сильнее. Толпа жильцов растеряно ждет. Вдруг одна из женщин, одетая в шорты и футболку, произносит растеряно: «Там же сифрей кодеш…» (святые книги). И эти слова наконец запускают некий процесс! Услышав их, мужчина из толпы, в майке и без всяких признаков кипы на лысине, решительно направляется к валяющемуся на земле слишком короткому шлангу. Несколько человек, среди которых, судя по их одежде, присутствуют как религиозные, так и «апикойресы», бросаются к пожарным с просьбой включить воду.
Через пять минут вода появилась. Мой сосед с нижнего этажа, державший шланг в руках, направил его на горящую школу и — о, чудо! — огонь стал уменьшаться и вскоре совсем погас.
…Я не знаю, что это было за явление, с которым я столкнулась, и почему чудесным образом удлинился шланг. Здесь какие-то разные образы напрашиваются…
Пропустим неосновное и сосредоточимся на сути. Запустили процесс слова «сифрей кодеш». Именно благодаря им была добыта, можно сказать, вода из скалы, — непробиваемой скалы равнодушия и ничегонеделания со стороны облеченных властью. Пожар потушил народ. В самом-самом наибуквальнейшем смысле слова.
Тот самый народ, который на даст сгореть своей сути, своей душе. Который, — если те, кому положено, бездействуют, — сам все сделает. Мой народ, выигрывающий все войны. Мой народ, не трогающийся с места, когда его дом обстреливают непрерывными залпами ракет. Мой народ, десятилетиями наблюдающий за нашим непрекращающимся пожаром, стоя одной смешанной толпой, — в которой есть религиозные и нерелигиозные, сефарды и ашкеназы, люди, голосующие за весь политический спектр, на который разложились наши властолюбцы…
Вот эта толпа и придет завтра на избирательные участки — выбирать «пожарных». Помня о том, что пожарные по роду своей деятельности большую часть рабочего времени спят. Прощая им это. Надеясь, что, если случится пожар — его худо-бедно опять потушат, причем основную работу придется делать, как всегда, самим. Зная, что, как всегда, справятся…
