3333 года — ровно столько лет назад, в необозримо далёком прошлом, нам была дарована Тора. Однако, мудрецы говорят, что нужно получать этот дар ежедневно, как сказано в утренних молитвах «Благословен Ты, дарующий Тору» (продолженное действие в настоящем, а не прошедшем времени).
Тогда, на Синае, дарованию Торы предшествовала серьезная подготовка. Нам, сегодняшним ее адресатам, тоже хорошо бы ознакомиться с основными моментами этого процесса и освоить «технику безопасности».
Синайское Откровение — это, прежде всего, встреча с Автором. Как видно из описания тех событий, открытое проявление святости сопровождалось измененным восприятием реальности (например, люди видели то, что обычно слышат). Личное прикосновение к безграничному приводило к такому потрясению, что души присутствующих покидали свои тела, так что ангелам приходилось возвращать их «владельцам».
«Рибойно шель ойлом» («Владыка мира») — старинный хабадский нигун (№257), не указанный в источниках как непосредственно принадлежащий к празднику дарования Торы. Тем не менее, он вполне мог бы послужить для нас путеводителем по событиям Синайского Откровения и его аналогов в повседневной жизни.
«Владыка мира! Ты — наш Отец, а мы — твои дети» — декларирует на языке идиш текст первого раздела нигуна. Словесное упоминание Всевышнего, однако, здесь несколько избыточно: не будь его, опытный слушатель все равно смог бы определить, Кому адресовано «послание». Дело в том, что первые звуки мелодии — ни что иное, как цитирование самого известного хабадского нигуна «Арба бавот».
Как мы знаем, каждая из четырех частей «Арба бавот» соответсвует одной из букв Имени Всевышнего. Музыка в нем не просто символизирует графические знаки — она визуализирует изображения букв Имени. Так, интересующая нас начальная интонация — это звуковая иллюстрация написания первой буквы Имени — «йуд». Эта буква выглядит как точка с небольшими «ответвлениями» вверх и вниз. Ее музыкальное воплощение — это звуковая «точка» — интонационный ход в рамках предельно сжатого диапазона, окружённый минимальными подъёмами и спадами. Если попытаться графически изобразить путь этой мелодии, получится контур буквы «йуд». Так же обстоит дело и с тремя остальными буквами-разделами. И, хоть мы не стоим сейчас у горы Синай, однако, можем в любую минуту на примере данного нигуна наглядно почувствовать, каково это: «видеть то, что обычно слышат».
Интересен использованный в нигуне «Рибойно шель ойлом» прием цитирования. Обращение к иному тексту (тем более, с самых первых звуков, до произнесения «своего») ассоциируется с полным самоустранением перед Авторитетом, чем-то существенно бо́льшим, чем есть ты сам. В нигуне «Рибойно шель ойлом» это цитирование очень краткое: скорее, намек, чем дословная цитата. В хабадских нигуним подобная аллюзия вызывает аналогию с таким явлением как «иткашрут» — связь хасида с Ребе. Как аллюзия представляет собой внешнее сходство при различии наполнений, так и хасид, внешне подражающий Ребе, должен прикладывать свои внутренние усилия для работы в мире, а не «держаться за сюртук» своего наставника.
Отзвучавшая аллюзия на «Арба бавот» сменяется мелодией второго раздела, а наше «синайское видéние» продолжается. С началом новой фазы развития из нигуна исчезает вербальный ряд — прием, по словам Ребе ШЛИТА, создающий ощущение свободы души, не связанной ограничениями тела. Сопровождается это появлением в мелодии широкого диссонирующего восходящего скачка. Эта интонация часто встречается в хабадских нигуним (например: «Коль Доди дофек», «Душа спускается в тело», «Бейнони» и многих других). По своим характеристикам, эмоциональному воздействию и контексту применения она может быть названа «интонацией тшувы». Острота и широта звучания ассоциируются со стремлением души вырваться из плена тела и материального мира и соединиться с Источником. Вероятно, нечто похожее ощущали души у подножия горы Синай, слыша адресованные им 10 речений и не имея возможности оставаться в телесных рамках.
(Небольшое отступление. Интересно, что цитирование нигуна «Арба бавот» ограничилось только его первым разделом — буквой, вернее, прервалось на нем. Как будто, от одного упоминания душа пришла в такой восторг, что потеряла «дар речи» и утратила связь с материальностью. Это напоминает свидетельства об авторе «Арба бавот», Алтер Ребе, который, по рассказам очевидцев, был не в состоянии написать целиком название высшего духовного мира «Ацилут», приходя в экстаз уже на первых буквах).
Исход из мира — это нечто противоположное замыслу дарования Торы: ведь цель его — передача нам инструкции и плана по построению в нижнем мире жилища для Всевышнего. Поэтому, души были возвращены из манящих высот в «место назначения». Или, как говорят мудрецы, спущены «с высокой крыши в глубокую яму». В нигуне «Рибойно шель ойлом» отображается и этот эпизод: его третий раздел — это танец. Он содержит память об «интонации тшувы», но, все же, он очень земной. И радостный. Ведь, как бы ни хотелось душе соединиться со Всевышним, по-настоящему этого можно достичь только, выполняя свое предназначение в материальном мире.
Описанные выше этапы движения души заставляют задуматься: чем же является для нас — сегодняшних тот факт, что Всевышний назван дающим (а не «давшим») Тору? Можем ли мы в наши дни пережить нечто, подобное Синайскому Откровению? В 50 главе книги «Тания» Алтер Ребе знакомит читателей с одним из видов любви человека к Б-гу, называемым «как пылающие угли». Автор ставит этот вид любви на самую высокую ступень, говоря, что он дороже остальных, подобно тому, как золото дороже серебра. Старт этому чувству даёт размышление о величии Всевышнего, о том, насколько все сотворенное — ничто перед Ним. Это размышление запускает определенные процессы в душе, как говорит Алтер Ребе — усиливает в ней аспект огня. Природа огня — подниматься вверх. Душевный огонь — это острое желание прилепиться к Источнику, мощная стихия, поднимающая душу от всего, что держит ее в материальном мире, вплоть до исхода из тела. И в этой точке начинается служение: подчинить свое желание высшей Воле и вернуться в материальный мир, чтобы, помня о своей связи с самым Верхом, выполнять предназначение здесь, внизу.
(Ещё одно небольшое отступление. Алтер Ребе упоминает, что данный вид любви — свойство левитов, чьим служением было пение в Храме. Вероятно, этот фрагмент «Тании» — ключ к пониманию предназначения музыки в целом, а именно: поддерживать баланс восходящих и нисходящих стремлений души; пробуждать в ней огонь любви ко Всевышнему (вспомним всемирно знаменитое «музыка должна высекать огонь из души») и возвращать ее в материальный мир, охраняя от исхода из тела (неслучайно, левиты выполняли ещё и охранную функцию в прямом смысле слова — были стражниками в Храме). Намек на особое значение музыки как инструмента для подобного служения содержится в самом тексте 50 главы «Тании». Алтер Ребе упоминает вскользь, что этот вид любви невозможно полностью описать словами. А ведь там, где бессильны слова, начинается музыка).
Как видно, 50 глава «Тании» перечисляет все те же три этапа пути, что отмечены в нигуне «Рибойно шель ойлом» и в истории дарования Торы: самоустранение перед Высшим началом, исход души из тела и ее возвращение для работы в материальном мире. Эти же три этапа составляют основу популярного в эпоху Алтер Ребе и его хасидов жанра нигуним «спуска души в тело». Нигуним этой группы иллюстрируют в звуках историю воплощения души. Начинается она вердиктом Свыше о том, что для данной души пришел срок войти в тело. Душа, предчувствуя горечь «прыжка с высокой крыши в глубокую яму», кричит (упоминаемая в «Рибойно шель ойлом» интонация тшувы — и есть тот самый крик души). Голос Свыше успокаивает душу тем, что «этот спуск — ради подъёма».
Очевидно, что «Рибойно шель ойлом» — разновидность нигуним типа «спуска души в тело». С той разницей, что в нем излагается сюжет не первоначального схождения души в тело, а возвращения ее после близкого контакта с Вечным и Безграничным. Это история не рождения, а возрождения, оживления и обновления Торой, чуда, которое происходит с нами каждый день, вот уже 3333 года.
