Я хочу рассказать о своей бабушке и ее отце, меламеде из-под Витебска. Сами мы — евреи с корнями из Белоруссии и из Ростова. В 1926 году мои бабушка и дедушка поселились в Ростове-на-Дону. Ее отцом был праведный «меламед» (учитель Торы) раввин Залман Эльман.
В годы ВОВ Ростов оказался под оккупацией дважды. Во второй раз это случилось уже надолго. Немцы заставили всех евреев, оставшихся в городе, добровольно регистрироваться на спецучастках, якобы для того, чтобы устроить их судьбу более благополучно. Причем призывы печатались и вывешивались на всех улицах за подписью председателя Юденрата (совета по делам евреев), некоего Лурье, а он был доктором, согласившимся сотрудничать с гестапо на основании обещания, что его семью не тронут. Он-то знал, что речь идет о плане тотального уничтожения. Но дал свою подпись. Изначально в обращении к еврейскому населению было написано честно: «Жидам города», но Лурье внес правку: «Уважаемые евреи и т.д.», тем самым усовершенствовав механизм заманивания евреев на регистрационные пункты...
И вот — часть евреев поддалась панике и побежала куда-то спасаться, а кто-то просто ринулся сразу топиться в Дону. Но было около 30 тысяч сверх честных, сверх добросовестных евреек (пожилых, либо с детьми, у которых мужья на фронте), либо стариков, они поверили, что этот шаг правильный — раз сказано регистрироваться, значит, так и надо. Они сдали в этих спецпунктах ключи от своих квартир, личные вещи, ценности, все это якобы на хранение, с указанием адресов на бирке.
Потом их уже невежливо — вежливость кончилась внезапно! — распихали по грузовикам и — на бешеной скорости стали вывозить за пределы города. В Змиевской балке силами пленных уже неделю до того были вырыты страшные траншеи для закапывания мертвых тел. Зондеркоманда СС расстреливала всех взрослых, которых «высыпали» из грузовиков будто картошку. Детей не расстреливали, жалко было пули тратить, им мазали в рот мазок яду.
Страшные вопли и стоны были слышны до ближайших хуторов и селений. Самое близкое селение оказалось почти пустым, так как за день до этого оккупационные власти потребовали от жителей под страхом смерти покинуть дома и удалиться на сто километров, якобы под предлогом того, что в песчаных карьерах будут военные учения и будет шумно и опасно.
Несколько человек все равно остались. Их свидетельства ныне хранятся в архивах ВОВ. И таким образом совершилось массовое убийство 30 тысяч (только взрослых было 18 тысяч) людей еврейской национальности. Земля шевелилась еще три дня, раздавались стоны недобитых, раненых, было жутко проходить мимо. Никто не уцелел.
Это печально известный мемориал в Змиевской балке под Ростовом.
А как избежали мои бабушка и дедушка этой участи?
Звали их Гирш Абрамович Баргак (родословная от раби Йеуды а-Наси, жившего в древнем еврейском государстве) и Фрума Залмановна Эльман, дочь раввина Эльмана. Они бежали от этой зловещей регистрации за 80 км от Ростова, в хутора. Там в колхозе помогли им добрые люди переделать документы. Баргак поменяли на Баграк, имена переписали…
Они жили на хуторе, их укрывали там с двумя детьми. Немецкое начальство постоянное там отсутствовало, но были полицаи. Весь хутор знал, что они беглые евреи. Дедушке поручили пасти стадо быков — далеко в полях, степях, чтоб не попадался на глаза. Он выглядел очень по-еврейски. бабушка же была светлая, голубоглазая. Ее посылали на полевые работы с другими женщинами. И все бы шло нормально, но один полицай донес, что есть еврей, который убежал и прячется тут.
Тогда немедленно схватили дедушку и забрали на допрос в райцентр. В его документах (тогда паспортов не было, были справки) значилось нееврейское имя-отчество и он мотивировал свою внешность тем, что белорус якобы. Врач должна была его осмотреть после того, как его продержали в тюремном заключении, несколько дней, и сказать, еврей ли он, по признаку — есть обрезание или нет. Добрая женщина, праведница народов мира, взяла на себя подписать ложь, что он необрезан и очевидно не еврей. Его освободили!
Но тут еще приключение: пока он сидел в райцентре, его жена решила ехать за ним, оставила детей одних, взяла телегу с лошадью и выехала в направлении райцентра…
Бабушка Фрума (тогда еще молоденькая красивая горожанка) едет на подводе вызволять мужа из тюрьмы. Приезжает в райцентр — ей говорят, что нет его. Не сказали, что отпущен. А просто — нет, мол, тут такого! Она подумала, что все, конец, убили. Поехала назад на хутор, где прятались они с детьми, всю дорогу молила Б-га. Возвращается — а он уже дома! Пешком прошел 60 км, а может и подвез кто попутный. Вот радость-то была! Только жаль было — все фотографии, подписанные, с адресами родни в Америке, успела она в печке спалить, пока муж в заключении находился. Страшно было такой архив хранить. Все сожгла!
Кончилась война, вернулись бабушка с дедушкой в Ростов с детьми, бабушка Фрума всегда из синагоги покупала мацу, а дедушка работал в общине, меня же, пятилетнего, начал тайно дома обучать еврейской грамоте.
Дочка их, Хана, вышла замуж за еврея Йофиса, вот это и есть мои родители, но я больше был привязан к деду — так как он дал мне больше всего и времени, и сил. Они с бабушкой привили мне любовь к еврейству, тайком и с риском для всех нас, но выполнили свой долг.
Примечание Эстер Кей:
Этот рассказ мне прислал бывший ростовчанин, ныне житель Атланты, мы включим его в книгу, и, кстати, сама история живо напомнила события романа «Маршал», та же чудесная история спасения, только не придуманная, а из самой жизни.
Сейчас я с радостью предоставляю эти материалы для публикации и хотелось бы посвятить их выздоровлению моей мамы — Ханы бат Фрумы.
