Такого наплыва гостей в нашем Кфар-Хабаде, пожалуй, не было со дня основания поселка. Полиция сбилась с ног, наводя порядок на двух ведущих к поселку шоссе, а распорядители праздника не знали, как разместить многочисленных почетных гостей и тысячные толпы. По подсчетам полиции в этот день к нам приехало более 25 тысяч человек из разных концов Израиля.
Подобное стечение народа объясняется очень просто: у нас был двойной праздник. Коллективную Бар-Мицву для детей солдат, погибших в сражениях с арабскими террористами — славную традицию, заведенную ХАБАДом, мы отмечаем уже в девятнадцатый раз. Второе событие было связано с происшествием необычным, нашумевшем в Эрец-Исраэль хотя внешне — не особо примечательным: в Кфар-Хабаде выстроили новое здание — точную копию «770» на Истерн-Парквей в Нью-Йорке.
Оба торжества праздновали вместе, но рассказывать о них нужно отдельно каждое интересно и значительно само по себе.
Идея коллективной Бар-Мицвы зародилась сразу после Шестидневной войны, которая принесла нам великую победу и оставила много сирот. Вдовы, как правило, народ небогатый, а день возмужания, Бар-Мицву принято справлять торжественно, с размахом. Вот и решили в ХАБАДе опекать осиротевших детей, а когда подрастут — справлять совместную Бар-Мицву.
Живут эти ребята в разных местах Израиля, так что нашей молодежной организации, взявшей над ними шефство, приходится много работать. Это и летние лагеря, куда нужно привезти и заботливо опекать и помощь повседневная, вроде войны с бюрократами.
Не берусь судить на кого похожи израильские чиновники — на советских, как порой говорят, или на американских, но иметь с ними дело — не подарок. Сколько известно случаев, когда несчастные солдатские вдовы, оскорбленные бесконечной волокитой плакали от унижений. А с нашими подопечными такого не случается, потому что за них стоит горой и не стесняется стукнуть по столу кулаком молодая команда ХАБАДа.
И знаете, это ценят! Не раз доводилось слышать как женщины-вдовы говорят «Только благодаря ХАБАДу мы не чувствуем себя одинокими и понимаем что не забыты! Как важно в нашем положении ощущать за плечами поддержку и готовность помочь!» Эти женщины — наши верные друзья. Когда в прошлом году начались нападки на ХАБАД, первыми в нашу защиту выступили именно солдатские вдовы. Писали в газеты и произносили речи, единодушно повторяя: «Прежде чем оскорблять ХАБАД, постарайтесь хоть в чем-то быть на него похожими. Все вы вместе не делаете и десятой части того, что делают для нас хабадники!..»
Впрочем, не будем о плохом или грустном, тем более, что такого веселья и такого количества гостей, как у нас в этот день, должно быть, не было ни на одной Бар-Мицве в мире.
На огромной площади перед новым зданием «Общество хасидов ХАБАДа, шатер Йосеф-Ицхака Любавичского» нет свободного пространства. После совместной молитвы наши юные именинники под звуки марша поднимаются на импровизированную сцену; перед ними за столами сидят взволнованные мамы и улыбающиеся именитые гости, многотысячная толпа подпевает оркестру — песни ХАБАДа известны всему Израилю. Вдруг умолкает музыка и председатель израильской молодежной организации ХАБАДа р. Исраэль Лейбов зачитывает телеграмму нашего Ребе, обращенную к «каждому из сыновей погибших воинов Израиля отмечающему сегодня Бар-Мицву». После заключительного благословения Ребе, площадь взрывается аплодисментами. Вы, конечно, никогда не слышали и даже не можете себе представить, как это великолепно и торжественно, когда одновременно аплодируют десятки тысяч людей!..
Наши почетные гости — министры, депутаты Кнессета, руководители многих общественных организаций и заместитель главы правительства, министр иностранных дел, а в скором времени премьер министр Израиля Ицхак Шамир — предоставляют право выступления послу Соединенных Штатов Томасу Пикрингу. Всем нам хорошо известно, каким уважением окружено в Америке имя нашего Ребе, чья деятельность, по словам президента Рейгана, является «жизненным стимулом для всех американцев». Об этом и говорил мистер Томас Пикринг. В заключение он пожелал нашим мальчикам успеха и сказал: «По закону Торы, вы достигли возраста заповедей. Теперь идите вперед по прекрасному пути ваших отцов, выложенному героизмом и самопожертвованием...»
На трибуне сменяются хозяева и гости, которые больше говорят о веселье и радости нынешнего дня, затем главный раввин Израиля, рабби Элияу, подходит к «770», чудесно поднявшемуся над Кфар-Хабадом, прикрепляет к двери мезузу, произносит благословение и... раздаются звуки музыки, народ мгновенно бросается в пляс, и рабби спешит присоединиться к танцующим. Герои дня спускаются со сцены вот они уже на плечах у взрослых в кругу веселья, и оба праздника сливаются воедино.
Веселье будет продолжаться до глубокой ночи, и есть у нас время рассказать непосвященным историю высокого здания необычной формы, которое украсило архитектурный ансамбль Кфар-Хабада.
Идея постройки «770» зародилась ровно год назад, когда наши хабадники приехали в Бруклин на Юд-Бейт Тамуз — праздник Освобождения предыдущего Любавичского Ребе. В 1927 году ГПУ схватило шестого Ребе и приговорило к смертной казни «за религиозную деятельность». Поистине чудом, не без вмешательства Всевышнего, рабби Йосеф-Ицхак Шнеерсон обрел свободу и навсегда покинул Россию, чтобы впоследствии распространить Любавичское движение по всем континентам мира. После переезда в Америку (в 1940 г.) он поселился в доме под номером 770 по Истерн Парквей в Нью-Йорке, и с той поры «770» стало сердцем и центром движения ХАБАД...
Однако вернемся к событиям годичной давности. В тот памятный день в беседе с нашими хабадниками Ребе высказал мысль, что постройка «770» в Кфар-Хабаде — лучшая дань памяти рабби Йосеф-Ицхака, который был инициатором создания нашего поселка.
Вернулись наши земляки домой, рассказали на поселковом совете о предложении Ребе, и мы задумались. Все упиралось в свободную землю: Кфар-Хабад давно застроен полностью. Кто-то предложил использовать часть прилегающей к поселку сельскохозяйственной территории. Сначала на него замахали руками никогда, мол, чиновники не согласятся. Однако другого выхода не было, и, представьте себе, все оказалось очень просто. Узнав, что это делается по желанию Любавичского Ребе, все инстанции — одна за другой — ответили немедленным согласием. Авторитет нашего Ребе в Израиле ничуть не меньше, чем в Соединенных Штатах!
До окончания формальностей строительство не начинали — так указал Ребе, но как только была поставлена последняя печать — приступили к подготовке рабочей площадки. Вырыли котлован, при стечении многих гостей и любопытных заложили «краеугольный» камень и... дело застопорилось. В Нью-Йорке не смогли разыскать строительные чертежи «770».
Как выяснилось впоследствии, дом построил в 1933 году богатый бруклинский врач, а проект разработал какой-то талантливый архитектор, вложивший, что называется душу, в проект и отделку здания. Это очевидно каждому, кто хотя бы однажды бывал в Кроун Хайтс — «770» броско отличается от окружающих зданий — архитектурно и даже облицовкой. Вокруг — дома из плоского кирпича, а «770» выложен камнем выпуклым, неровным, что создает ощущение какой-то древности, старинной красоты.
Семь лет спустя дом был куплен рабби Йосеф-Ицхаком, недавно переехавшим в Америку. В дневнике одного из сопровождавших шестого Ребе осталась следующая запись: «в воскресенье Ребе впервые вошел в новый дом и в зале первого этажа, которому предстояло стать молитвенным залом, обратился к Всевышнему: «Пусть будет Твоим желанием, чтобы молитвы, произносимые здесь, были искренними и произносились с внутренним сердечным чувством».
Здесь прожил он последние десять лет. Именно отсюда учение ХАБАД начало свое движение, словами Торы, «на Запад и на Восток, на Север и на Юг», пока не стало, как шутят хабадники, империей, над которой никогда не заходит солнце. Великий еврей скончался в 1950 году, а дело его жизни подхватил, продолжил и поднял над миром воспитанник и ученик, седьмой Любавичский Ребе — рабби Менахем-Мендель Шнеерсон. Дай Б-г ему долгой жизни за его величественные и святые дела!..
Как уже было сказано, «770» превратилось в центр Хабада. Постороннему или тому, кто никогда не бывал в «Севен Севенти», как называют хасиды это здание, не понять биения еврейского сердца или потока воспоминаний при одном звучании славного имени. Хотя бы потому, что в этом доме каждый из нас впервые увидел или беседовал с нашим Ребе. Вот почему весть о строительстве двойника «Севен Севенти» наполнило радостью сердце Израиля...
Но вернемся назад, на стройку, которая остановилась. Работать, не имея строительных чертежей, действительно непростая задача, однако, не следует недооценивать предприимчивости хабадников. Оригинальную идею предложили двое наших архитекторов — М. Горелик и А. Якунт: провести скрупулезные измерения «770» и натурную фотосъемку.
Пришлось Мордехаю Горелику, кстати, выходцу из Советского Союза, отправиться в Нью-Йорк для необычной работы. Целый месяц, а дело было зимой, Горелик вышагивал вокруг, по крыше и внутри «770», снимая точные размеры и щелкая фотокамерой. Вернулся он с ворохом записей и толстыми пакетами, где лежало более пятисот фотографий. Так они и строили «Шатер Йосеф-Ицхака Любавичского» — держали в руках фотографии и пересчитывали кирпичи на снимке.
Все это время строительная комиссия поселка искала подрядчика для стройки. Контракт заключили с Давидом Мрори — опытным строительным инженером, который точно в срок, т.е. за три месяца, закончил изготовление каркаса здания. На этом строительство опять остановилось.
Если делать точную копию — все должно быть идентичным. А где приобрести особый кирпич, что украшает стены «Севен Севенти»? Где достать шаблоны для старомодных колонн и рельефов, алюминиевые оконные рамы, каких никто уже не делает, и реквизит интерьера, видимо, популярный полвека назад, а сегодня исчезнувший с лица земли, как динозавры! И то, и другое, и пятое, и двадцатое, необходимое для создания дома-двойника, нельзя было получить со склада, а следовало где-то заказать: штучная кропотливая работа и сомнительная, копеечная выгода для исполнителя работ.
В течение месяца проезжавшие мимо Кфар-Хабада по шоссе Тель-Авив — Иерусалим с удивлением посматривали на пустой каркас, а подрядчик вместе с членами строительной комиссии метался по всему Израилю, ведя переговоры с фирмами-субконтракторами. Как вдруг ударил гром: в своем выступлении на Лаг ба-Омер Ребе неожиданно пожелал, чтобы строительство «Шатра Йосеф-Ицхака» закончилось к празднику — дню «Юд-Бейт» Тамуз!
Для тех, кто слушал Ребе — его выступления транслируются почти во все страны мира — это высказывание прозвучало вполне естественно. Логично, если день Освобождения на этот раз будет отпразднован в новом доме, построенном в честь Великого Еврея. Но ведь Ребе знал о наших трудностях! Почему же он вдруг выразил пожелание, которое в Кфар-Хабаде сначала сочли нереальным? А потом произошло чудо — мы сумели уложиться в названный Ребе срок!
Как это произошло?!
Ребе не бросает слов на ветер. Если он назвал «Юд-Бейт» Тамуз, следовательно, такое возможно, и нужно, засучив рукава, разрабатывать новый график. Вот что об этом рассказывает Давид Мрори:
— Когда строительная комиссия Кфар-Хабада сообщила мне новый срок окончания работ, — вспоминает Давид, — я сначала рассмеялся им в лицо, а потом рассвирепел. Я — опытный инженер и не раз принимал участие в скоростных стройках. Однако даже самые быстрые темпы имеют естественный предел, а сроки, которые мне навязывали, выглядели сверхъестественными. «Да вы хоть весь мир переверните,— подумал я тогда,— все равно у вас ничего не получится!»
— С одной стороны — невозможно, а с другой — ведь это Ребе сказал. Вот что заставляло меня по-новому взглянуть на стандарты. Тогда-то и пришла мне в голову мысль а что, если построить график из расчета условной, так сказать, реальности, т.е. исключив из него любые срывы? Составляя такой календарь работ, я не раз усмехался. Давид, говорил я себе, расчерчивая ватман, ты занимаешься чистой фантастикой!..
Не боясь избитых выражений, хочу сказать, что Давид Мрори стал двигателем нашей стройки. Обычно подрядчик объекта — это большой начальник. Приехал, бросил беглый взгляд, заглянул мимоходом в бумаги — и нет его, укатил в роскошном лимузине. Давид работал с утра до поздней ночи, и если нужно — то и до утра. Чуть где какой затор, остановка — Давид тут как тут поможет, своими руками исправит, подскажет. А если подрядчик не чурается грязной работы и трудится, как вол, тогда и другим позорно от него отставать.
— Давид, — спросил я его однажды, — откуда в тебе такое горение, такой запал?
— Во-первых, я тоже как бы хабадник, — ответил подрядчик. — Моя семья — из потомков знаменитого цадика Цемах-Цедека. А во-вторых, интерес... Только не денежный, как думают некоторые, а человеческий: успеем или нет?
— Успеем?!
— Ты знаешь, начинаю верить, хотя бы потому, что в чем то уже обогнал свое собственное невероятное расписание...
А в последний день стройки сказал доверительно:
— Не люблю таких слов, как чудо или сверхъестественное, а все ж приходится признать: мы сделали невозможное. Кто-то может сказать — энтузиазм. Мол, люди работали с вдохновением, не жалея времени и сил, вот и закончили работу, рассчитанную на долгие месяцы, в рекордные 33 дня. Ну что ж, это правда, мы все здесь в Кфар-Хабаде работали с каким-то особым подъемом... А как же субподрядчики — эти злостные волокитчики, подрыватели графиков на стройках — выходит их тоже посетило вдохновение? Понятия не имею, чем объяснить, однако факт все они, как один, были сверхпунктуальны.
— Если это не чудо, Давид, тогда, приведи иное — рациональное объяснение?
— Дай мне подумать!..
Об энтузиазме, царившем на стройке, могу рассказать, поскольку видел все своими глазами. Только по моему мнению за этим стояло что-то более высокое, чем простой энтузиазм. Почему, например, Гершон Судакевич — один из жителей Кфар-Хабада — вообще забросил на время строительства свой собственный бизнес и, как жаловалась его жена, «из-за этой стройки совсем отбился от дома»? Почему такое множество людей, не связанных с хасидизмом и, следовательно, не причастных к тому святому, что воплощает в себе «Севен Севенти», оказались такими солидарными и воспринимали свое участие в строительстве, как мицву, как дар и благословение7 Почему никого не приходилось просить соблюдать эталоны качества или строгую красоту отделки и отчего, например, далекие от религии евреи вдруг начали добровольно одевать тфиллин перед выходом на работу?
Кирпичный завод в Офакиме перестроил свой конвейер (операция сложная, трудоемкая и невыгодная), который полностью обеспечил нас особым кирпичом. Специалисты по изготовлению шаблонов для колонн и рельефов из Старой Яффы работали, как выяснилось, даже по ночам, чтобы ни на минуту не опоздать с поставками. Один из них — И. Данцигер — впоследствии сказал:
— Мои товарищи и я — не принадлежим к числу людей религиозных. Однако в этой стройке явно ощущалось что-то такое, что я не могу объяснить. И это «что-то» отчетливо побеждало наш скептицизм, нашу сдержанность или иронию, невольно вселяя в нас всеобщий подъем. Мы пытались сопротивляться: наше дело не терпит напора, ему противопоказана любая спешка, как вдруг заметили, что движемся с опережением, намного быстрее обычного. Вот уж никогда бы не подумал, что наша профессия допускает такое понятие, как энтузиазм!
Самым «узким», т.е. опасным с точки зрения графиков участком работ были фрамуги, особые скобы и довольно сложный по конфигурации реквизит из алюминия, широко практиковавшийся в 30-е годы в Америке. С той поры прошло полвека, и таких изделий уже не делают. Как мы вышли из этого положения, и кто нам помог — это история, которая заслуживает отдельного рассказа.
Строительная комиссия Кфар-Хабада буквально сбилась с ног, разыскивая фирму алюминиевых изделий которая приняла бы нестандартный заказ. Поиски продолжались довольно долго, до встречи с Рами Бунэ — директором «Баз Баам» Как только Рами услышал, о какой стройке идет речь, он тут же согласился: «Мы беремся за эту работу!» На робкий вопрос сколько она будет стоить, директор взволнованно ответил, что деньги в данном случае — не главное, он выполнит заказ за любую цену. Откуда вдруг такая готовность пойти нам навстречу?.. Вот что рассказал мне Рами Бунэ:
— В армии я был военным летчиком, пилотом боевого вертолета, служил в особой части, которая выполняла секретные поручения, в том числе над территорией врага. Однажды, это было вскоре после войны Судного дня, мы вчетвером улетели на такое задание, а на обратном пути попали под ракетный обстрел. Ракета угодила точно в цель, и вертолет взорвался.
— В этот момент мы были в тридцати метрах от земли. Товарищи мои погибли, а меня какая-то сила выбросила из огненного факела. Приземлился я без парашюта и упал с высоты десятиэтажного дома, однако когда пришел в себя, обнаружил, что нет у меня никаких повреждений! Правда, летная одежда превратилась в обгоревшие лохмотья, сгорели волосы на голове и груди, единственное, что уцелело, — левый карман комбинезона, где лежала мезуза: подарок друга который я постоянно хранил при себе.
— Я не мог поверить в случившееся, однако, встал и пошел к нашей границе.
— Вторая встреча с таинственным произошла в такой же ситуации. На этот раз был пулеметный обстрел. Пули попали в голову, живот и ногу, и все же я привел вертолет на военную базу. Меня немедленно отправили в госпиталь, где врачи, осмотрев, признали безнадежным. А когда я пошел на поправку — в недоумении разводили руками и водили коллег и студентов посмотреть на живое чудо.
— С тех пор я живу с ощущением, что был свидетелем явных чудес, а тот, кто видел Его деяния своими глазами, не может не верить в Б-га.
— После происшедшего, получившего огласку, со мной беседовали медики, военные командиры из соответствующего отдела, даже метафизики, но их объяснения я не хочу повторять. А однажды я встретился с одним генералом, который недавно побывал в Нью-Йорке, где видел Любавичского Ребе. Генерал говорил о Ребе с необычайным почтением, можно сказать, преклонением, и, повторяя слова вашего Ребе, дал объяснение случившемуся со мной, которое я принял полностью.
— После тех запавших в душу слов, между мной и Любавичским Ребе образовалась непонятная, таинственная и совершенно отчетливая связь. И я необыкновенно счастлив, что сейчас, благодаря строительству «Севен Севенти», эта связь становится очевидной. Вот почему я готов работать для вашей стройки хоть ночи напролет и всю жизнь буду гордиться, что внес свою лепту в «770»...
Завершая статью, хочу рассказать, что когда над праздничным Кфар-Хабадом засверкало звездами ночное небо, внезапно вспыхнул огромный экран и на нем появилось всем знакомое и дорогое лицо. Умолкла музыка и остановились лихие танцоры, чтобы благоговейно выслушать послание нашего Ребе, говорившего о любви еврея к еврею.
Когда снова зажглись огни и большой транспарант со словами «Мы все вместе, единые сердцем!», окруженный разноцветными воздушными шарами, устремился в небо, я разыскал в толпе Давида Мрори.
— Ну как, Давид, — спросил я его, — придумал, наконец, рациональное объяснение?
— Придумал, — ответил он лукаво — «Севен Севенти» просил построить Ребе. Этим все сказано!
