Мы переехали в Канаду из Голландии. В городе Торонто моему отцу, рабби Дов-Йеуде Шохету, была предложена должность раввина. Наша семья не была любавической семьей, но у отца были хорошие друзья среди любавичских хасидов — р. Эли Липскер, например, или р. Шимон Джейкобсон. Они часто приходили к нам, и отец засиживался с ними допоздна, обсуждая вопросы, касающиеся учения и философии хасидизма…
…Это случилось летом 1951 года. Утром, моя мать вскипятила большую кастрюлю воды и на минуту поставила ее на пол. Тут же к ней подползла моя полуторагодовалая сестричка и, — никто даже сделать ничего не успел, — опрокинула кастрюлю на себя. Тело девочки мгновенно стало красным, как огонь. Мы помчались в центральную больницу. С каждой минутой ей становилось хуже. Когда врачи провели первое обследование, они сообщили нам неутешительную весть — вероятность того, что малышка выживет, слишком мала. Девочку с головы до ног запеленали в бинты и положили в реанимационную палату.
Рабби Джейкобсон, друг моего отца, узнав о случившемся, немедленно связался по телефону с Нью-Йорком, чтобы поговорить с Ребе שליט"א. Когда его соединили, он вкратце рассказал Ребе о том, что произошло, и попросил благословения. Ребе ответил, что еврей всегда должен верить в Б-га, Который обязательно пошлет исцеление.
На следующий день мы получили телефонный звонок из Нью-Йорка. Звонил секретарь Ребе — рабби Ходаков. От имени Ребе он интересовался, как чувствует себя девочка. Поскольку все произошло в четверг, решающим днем должна была стать суббота. У малышки началась почечная недостаточность, и врачи сказали, что, если это продлится еще три дня, значит, почки сгорели и тогда ей действительно ничего не сможет помочь. В пятницу рабби Ходаков позвонил снова и передал указание Ребе, чтобы вечером (и, разумеется, днем), как обычно, мой отец сделал субботний кидуш, а мать занималась приготовлениями к Шаббату.
Днем, во время второй субботней трапезы, к нам стали заглядывать наши любавичские друзья, чтобы сказать лехаим за скорейшее выздоровление малышки, и вскоре наша субботняя трапеза превратилась в настоящий фарбренген. Чуть позже мать отправилась в лечебницу. Вернулась она с хорошими новостями — внутренние органы девочки не пострадали.
Начался долгий и болезненный путь к исцелению: бесчисленные операции по пересадке кожи, анализы, исследования. Девочку поместили в отдельную палату, поставили капельницу, и нам не разрешалось даже навещать ее.
Время шло, малышка поправлялась, как вдруг, однажды, в середине ночи, раздался телефонный звонок. Звонили из больницы, просили немедленно приехать. На месте нам сообщили, что девочке осталось жить считанные минуты.
В палату позволили войти только отцу. Войдя, он увидел, что малышка с трудом дышит, тело ее почернело, а лицо распухло. Отец тотчас же позвонил Ребе. Трубку поднял рабби Ходаков. Отец попросил немедленно соединить его с Ребе, потому что он хочет сообщить что-то очень срочное. По ходу этого разговора, отец услышал, что на линии находится кто-то третий.
«Кто это?» – спросил отец. «Шнеерсон», — последовал короткий ответ. Это был сам Ребе. Отец объяснил ему, насколько серьезной стала ситуация. «Чем вы так обеспокоены? — спросил Ребе. — Я же сказал, что с девочкой все будет в порядке!» «Но врачи говорят, что ей осталось жить считанные минуты!» — ответил отец. «Это какая-то ошибка! — сказал Ребе. — Идите к врачам и протестуйте! Скажите им, что они будут нести полную ответственность за все, что случится!» Отец ответил, что врачи — очень доброжелательные и порядочные люди. Они сделали все, что могли и должны были сделать. Как же может он предъявлять им подобные претензии? «Это не имеет никакого значения! — твердо сказал Ребе. — Вы должны протестовать!»
Слепая вера руководила моим отцом, когда, следуя совету Ребе, он вступил в жестокий спор с медицинским персоналом и, утверждая, что лечение проводилось неправильно, заявил, что потребует ответа, если с его дочкой что-то случится! Врачи попытались успокоить моего отца и предложили пройти в палату, чтобы он мог убедиться в том, что все аппараты работают исправно. По ходу проверки, они, к своему великому изумлению обнаружили, что в капельнице было не то лекарство! Разбираться, как и по чьей вине это произошло, не было времени, внутривенное быстро сменили, и через несколько дней девочке стало легче. С того самого момента она стала поправляться, и никаких инцидентов больше не происходило.
Но история на этом не заканчивается.
В том же году, зимой, во время Хануки, р. Джейкобсон был в Нью-Йорке. Встретившись с Ребе, он получил от него серебряную долларовую монету с просьбой передать ее моей сестре в качестве «ханука-гелт» (денежный подарок в праздник Ханука).
Еще через год, в Нью-Йорк отправился мой отец, чтобы лично поблагодарить Ребе за благословение, которое сохранило жизнь и здоровье малышки.
Прошло еще какое-то время, и мы отправились к Ребе всей семьей. Причиной визита была моя предстоящая свадьба. В конце беседы Ребе достал из ящика стола золотую монету достоинством в пять рублей, сказал, что это — деньги из копилки для пожертвований предыдущего Любавичского Ребе, рабби Йосефа-Ицхака Шнеерсона, и вручил монету моей сестре с условием, что в день своей свадьбы она пожертвует эти деньги на благотворительные цели.
Много лет прошло с тех пор. Моя сестра, наконец, стала невестой. Вполне естественно, что родителей ее будущего мужа беспокоил серьезный вопрос — не повлияет ли случившееся на жизнь молодых людей? Другими словами, будут ли у них дети? Они решили обратиться за советом к Ребе. Ребе ответил им, что для беспокойства нет никаких причин.
Сегодня моя сестра и ее муж, Рабби Ицхак Ньюман, живут в Калифорнии. Они — посланники Ребе Короля Мошиаха в городе Лонг-Бич. И у них, слава Б-гу, пятнадцать детей…
