Эта история произошла в начале 50-х. Правительство Северной Кореи, при поддержке Китая и Советского Союза, решило установить коммунистический режим в Южной Корее. Правительство Южной Кореи не желало этому подчиниться, и в ответ на это Северная Корея начала войну. Северной Корее активно помогали страны социалистического лагеря (Советский Союз, например, поставлял самолеты и авиабомбы), и, казалось бы, исход войны был предрешен. Но правительство Соединенных Штатов Америки открыто выступило в поддержку Южной Кореи и объявило всеобщую мобилизацию. Среди призывников оказалось много евреев…
…Однажды, семья Коганов (фамилия изменена) получила по почте небольшой, скрепленный печатью конверт. В правом углу стояла эмблема американских вооруженных сил, поэтому беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что находится внутри. Госпожа Коган распечатала конверт. Письмо официально и сухо уведомляло, что их сын, Залман Коган, обязан явиться в такое-то время, такого-то числа на призывной пункт для прохождения воинской службы. Нетрудно представить чувства родителей, получивших известие о том, что их сын должен идти воевать. Однако выбора у них не было – уклониться от призыва Залман не имел права.
Коганы, будучи любавичской семьей, решили встретиться с Любавичским Ребе שליט"א и попросить его благословения, которое бы хранило их сына. Встреча произошла, Залман выслушал напутственное благословение Ребе, и направился было к двери, как неожиданно Ребе остановил его и сказал: «Помни, что даже во время своей службы ты должен всегда совершать омовение рук перед трапезой, как того требует еврейский закон!» Залман поначалу был удивлен этими словами. Странным казалось то, что, во-первых, они были сказаны, когда он уже почти находился на пороге кабинета, а, во-вторых, он не видел никакой связи между ними и полученным до этого благословением. Тем не менее, он знал, что значит совет Ребе и лишних вопросов задавать не стал…
…Залман Коган был физически крепким и рослым молодым человеком, поэтому военная комиссия определила его в спецвойска. Он прошел хорошую физическую подготовку находясь еще в Америке, а затем, вместе со своей частью, был отправлен в район боевых действий – Южную Корею.
Выполнять заповеди Торы в армейских условиях было для Залмана невероятно тяжело, особенно – законы кашрута. Он был единственным религиозным евреем в части; единственным, кто твердо стоял на своей позиции, не желая идти на компромиссы. Сложность состояла в том, что никто не контролировал, как строго следует он предписаниям Торы, но это не ослабляло его решимости.
Залман, как и положено соблюдающему еврею, трижды в день молился, ежедневно накладывал тфиллин, соблюдал Шаббат и ел только кошерные продукты. Любопытно, но это его «упрямство» не доставило ему неприятностей. Наоборот, Залман заработал всеобщее уважение и восхищение всех своих сослуживцев.
Пока часть находилась в Америке, соблюдать законы Торы для Залмана было делом хотя и нелегким, но, во всяком случае, возможным. Оказавшись в Южной Корее, Залман столкнулся с такими трудностями, о которых даже и не предполагал. Кроме того, Корея была совершенно другой страной, с другим климатом и другими жизненными условиями, невероятно тяжелыми для американских солдат.
Сама война была бессмысленной и жестокой. Чувствуя близость поражения, коммунисты не желали сдавать свои позиции и яростно сопротивлялись. Многие из друзей Залмана были убиты, многие ранены, но на их место прибывали другие. Залман был свидетелем сцен, которые даже невозможно описать. Армейская жизнь в Америке по сравнению с армейской жизнью в Корее казалась легкой и спокойной.
Самым тяжелым испытанием для Залмана, однако, оказалось следовать инструкции Ребе – всегда совершать омовение рук перед трапезой, как того требует еврейский закон. Бывали дни, когда воды, которую Залман получал вместе с армейским рационом, едва хватало на то, чтобы утолить жажду, не говоря уже об омовении рук. Случалось, что он по несколько дней не ел хлеба из-за отсутствия воды, но никогда не давал себе поблажки и не брался за еду, не омыв руки согласно правилам еврейского закона.
Такими были тяготы войны…
…В один из дней, измученный очередным жестоким боем, Залман почувствовал невыносимый голод – он не ел уже несколько дней. Тогда он решил покинуть расположение. «Может быть, я найду хоть немного воды?» – подумал он. В последнее время Залман все чаще и чаще ловил себя на том, что пытается найти себе оправдание, «лазейку», которая бы позволила ему есть хлеб без положенного омовения рук, но в такие моменты перед глазами возникало лицо Ребе, и он ясно слышал его голос: «Помни, что даже во время своей службы ты должен всегда совершать омовение рук перед трапезой, как того требует еврейский закон!» Ребе не оговаривал условия, не говорил о поблажках, связанных с обстоятельствами времени и места, он просто дал указание, и Залман знал, что он должен делать то, что ему было сказано, хотя он почти ничего не ел, теряя силы и рискуя своей жизнью…
…Он покинул лагерь и отправился на поиски хоть какого-нибудь источника воды. Он искал под камнями и растениями, он тратил оставшиеся силы, и все дальше отходил от лагеря. Долгие поиски не принесли результатов, и Залман уже решил возвращаться обратно, как вдруг заметил вдалеке разрушенные хижины. «Люди?! – подумал Залман. – Здесь жили люди! Значит здесь есть вода!..» Когда он подошел поближе к покинутой и полусгоревшей деревне, среди камней и диких цветов он увидел колодец. Не веря собственным глазам, он приблизился к колодцу и потрогал его руками. Это был настоящий колодец – с веревкой и ведром. Залман набрал воды и устало присел на ближайший камень. «Кто знает, быть может, Ребе хотел, чтобы я произнес здесь благословение!..» – подумалось ему. Залман достал из рюкзака немного хлеба и решил, что уже достаточно отдохнул – пора выполнять порученную ему задачу. Он стал поочередно омывать руки, стараясь в точности следовать закону. Затем Залман начал произносить благословение – громко и глубоко сосредоточившись: «Б-о-р-у-х А-т-о…» Его голос ломал мертвую тишину и летел к самым вершинам гор, окружавших опустевшую деревню. Высушив руки, Залман произнес благословение над хлебом – также громко и сосредоточенно, четко выговаривая каждую букву, – и вдруг будто услышал далекое: «Амен!..» Было ли это игрой его воображения, или просто эхом? Может быть, это крикнула пролетавшая птица? Залман не стал размышлять над этим и приступил к трапезе.
Закончив есть, он почувствовал, что слабость и головокружение прошли. Хлеб и холодная вода подкрепили его силы, пора было возвращаться. Он прочитал благословение после еды, потом наполнил водой флягу и прихваченные с собой бутылки. «Кто знает, что меня ждет, когда я вернусь, – подумал Залман, – слишком долго я остутствовал без разрешения».
Вдруг он услышал мощный взрыв. Земля дрогнула. Он побежал. Он бежал и смотрел в сторону лагеря и видел поднимающийся к небесам густой столб дыма. Его охватило чувство страха. По мере того, как он приближался, запах гари становился все удушливей. Он больше не думал о наказании, которое его ждет. Он даже не думал о войне. Он думал о тех, кто остался там.
Залман добежал и остановился. Лагеря больше не было. Гигантский взрыв полностью уничтожил его. Залман Коган был единственным, кто остался жив.
Он стоял и думал о том, что могло бы случиться, если бы он пренебрег указанием Ребе и не пошел искать воду...
