23-летняя Авишаг была из светской, шумной, дружной и крепкой израильской семьи. Им нравилось проводить вместе время, родня стояла друг за друга горой. Проживали они в Кармиэле. Авишаг, успешная и молодая, после армии выехала в США на подработки и была диспетчером на службе в крупной компании перевозки грузов. Семитрейлеры, миллионные контракты.
Авишаг уволилась — после этого прошел почти год. Кое-какие детали деятельности этой конторы «Рога и копыта» остались ей до поры до времени неизвестными. Как раз в течение этого времени произошло ее приближение к еврейской традиции. Уроки, субботы в раввинской семье, хорошие впечатления от хабадников. Скромность в одежде, кошерная еда — довольно быстро стали частью ее жизни. Она посетила свою семью в стране Израиля. Вернулась в Америку, чтобы опять искать работу.
Внезапно ее банковский счет, на котором было семьсот долларов, оказался замороженным. С ней начали беседы следственные органы. Ее подозревали в том, что она соучастница неблаговидных дел, которые творились под прикрытием транспортной компании. Она, оказывается, была записана как совладелец. Она была уверена, что, придя на встречу с генеральным прокурором, сумеет сразу же все им объяснить: она простой диспетчер, работавший почти год назад в этой компании, и никакая не шишка и не президент и не совладелец чего бы то ни было. Ей сказали, что — разумеется, при встрече все разрешится благополучно. Она сунулась в логово льва, не понимая, что дело уже состряпано, и что с этого пункта переговоров путь один — в наручниках в отделение. Это не было расследованием перед вынесением приговора, это было чистой формальностью — просто чтобы она не вздумала убежать и не явиться на встречу, с ней разговаривали перед этим так мило. Но обвинение было уже готово, его развернули и показали ей одновременно с тем, как на руки надели наручники. «Пройдемте в отделение», — прозвучал приказ.
Потом она 4 дня ничего не могла есть, поскольку не сразу поняла, что у нее есть право потребовать кошерную еду. В застекленных, как клетки, ячейках общей женской тюрьмы, где она содержалась после 3-часового допроса, все было прозрачно и просматривалось 24 часа в сутки. Под надзором принимали ванну, в прозрачных туалетах справляли нужды, все существование заключенных проходило под контролем (наверное, это было единственной гарантией, что они там не передушат одна другую, тюрьма была строгого режима).
Авишаг ничего не понимала, она ведь стала религиозной только в этом году, и как может быть, что именно после этого замечательного светлого поворота в жизни на нее навалилась такая тяжелая черная полоса?
За первые четыре дня ей перепало только по одному фрукту в день. К сожалению, утро в тюрьме начиналось с тяжелой мясной еды. Авишаг узнала, постепенно привыкая к тюремному сленгу, что за религиозных отвечает специальная служащая и надо с ней встретиться. Еще она узнала печальную страницу тюремных нравов: королева отделения (как бывает матка-королева в пчелином улье, так и тут была такая козырная тетка) — звалась Аллегрой, и с ней необходимо было как-то ладить. А то... неизвестно что может быть. У Аллегры был всякий раз не один поднос с едой, а два, у нее скапливался некий продуктовый склад вкусняшек, и тогда она могла предложить вам шоколадку за пару новых кроссовок, например (при условии, что у вас были новые кроссовки), ну и так далее.
И вот Аллегра подозвала к себе Авишаг! Что будет, что теперь будет? Авишаг очень испугалась, но чувствовала, как и в предыдущие дни заключения, что Б-г с ней и Он ее не оставит.
«Ты почему ничего не ешь?» — прошептала Аллегра, требуя полной откровенности. «Я еврейка!» — сказала Авишаг. «Ну и что, что ты еврейка? Вон те двое тоже еврейки, и они все едят как миленькие!» Она указала на всех евреек, которые были в отделении. «Но я религиозная!» — объяснила Авишаг. Аллегра полезла под свою кровать и извлекла оттуда кучу всяких съестных припасов. Она неожиданно издала возглас «Нашла, нашла!» — и показала большую пачку крекеров. Авишаг не поверила своим глазам. Там было написано OU — знак кошерности. «Ну, это то, что тебе нужно?» — торжествующе сказала Аллегра. Авишаг перепугалась теперь, что ей придется покупать это втридорога. Но та дала понять — платить не надо, просто кушай на здоровье...
Дальше рассказывает сама Авишаг:
«Эх, если бы я могла показать Б-гу свою любовь так, как ты Ему ее доказываешь!» — такие слова сказала мне Аллегра. Б-г послал ее! Не иначе! Служащая, официально отвечавшая за кошерные порции, озаботилась этим вопросом только... на седьмой день моего тюремного заключения. Зато заключенные по приказу Аллегры стали приносить мне все целые фрукты, которые выдавались им в течение дня. Они велела им меня подкармливать, и они послушно сдавали свои «приношения».
Наступил день первого слушания дела. Я была изумлена, увидев религиозных евреев, не знакомых мне вообще по жизни. Все они пришли и предложили свою помощь, чтобы освободить меня под залог. Они заложили свои дома, они взяли займы. Сумма залога была немалой, четверть миллиона долларов. 25000 наличными, остальное — в виде чеков. Все это — ради того, чтобы я не сидела в тюрьме еще месяц, а могла находиться под домашним арестом вплоть до суда и решения дела. Все это организовал раввин, который едва знал меня! «Пидьон швуйим» — было у всех на устах, это был ответ означенных лиц на требование обвинителя объяснить, откуда у стольких людей вдруг такое горячее желание помогать мне. Семья же моя ни о чем не подозревала, я не могла бы нанести им такой удар...
И вдруг — обрыв коммуникации, их просто выпроваживают, заседание закрывается, никаких денег, собранных ради меня, не принимают.
Адвокат потом перевел мне и как мог объяснил, что произошло. А произошло то, что просьбу об условном освобождении под денежный залог отклонили! По каким-то, возможно, антисемитским причинам.
...Надо заметить, что девушки в тюрьме очень прониклись тем фактом, что по утрам Авишаг молилась. «Обязательно молись и за нас тоже», — просили они. Откуда у нее были тексты молитвы, спросите вы?
Любавичский Ребе Король Мошиах, как известно, создал организацию, которая занимается еврейскими заключенными тюрем, и к Песаху Авишаг получает коробку с тремя кругами мацы ручного изготовления, а чуть раньше — полную тетрадку инструкций подготовки к Песаху, и — самое, пожалуй, важное, «сидур» (молитвенник). Впервые в жизни у нее есть свой сидур.
Но увы. Тут приходит адвокат и рассказывает две плохие новости, одну из которых он сам лично считает хорошей. «Тебя переводят в более приличную федеральную тюрьму!» А что же тогда за плохая новость? — говорит она. «Плохая — в том, что противная сторона, те, кто засадили тебя в тюрьму, сумели добиться отсрочки судебного разбирательства на целых 4 месяца!» (После этого срок растянулся до 7 месяцев!) При переходе в другую тюрьму Авишаг узнала, что запрещено брать с собой что-либо, помимо своего дела. А как же ее любимый сидур и книга, посланная Ребе? Она взяла огрызок карандаша и переписала от руки весь сидур, все молитвы — расположив их на оборотных сторонах страниц своего уголовного дела!
...Авишаг продолжает свой рассказ:
Поскольку дело все затягивалось и затягивалось, то стало более невозможным скрывать от моей семьи случившееся. Я была вынуждена через хороших знакомых сделать звонок — меня соединили с квартирой, и сразу же все трубки были подняты, члены семьи с ужасом и надеждой принялись слушать мои сбивчивые объяснения...
Мать узнала, что произошло, в самой мягкой версии, и все равно была потрясена. «Я еду в Америку!» — приняла она решение. Она оставила все дела на отца. По прибытии она удостоилась увидеть меня, отличницу боевой службы ЦАХАЛв, свою дочку, которой всегда так гордилась, в связке с другими 6-ю узницами, в наручниках на руках и на ногах, во время группового вывода на свидание с родными...
Мать сказала: «Дочка! Все будет хорошо! Я буду только радоваться! Я пойду к раввину и скажу, что я хочу все соблюдать!»
Она пошла к раввину и сказала примерно так: «Я покурю ту же травку, что и моя дочка!» (то есть тот же опиум для народа, религию). Я хорошо готовлю, мы начнем варить только кошер, и я хочу, чтобы дочь получала мою еду!»
Противная сторона постоянно пыталась затянуть окончательное вынесение приговора. Я находилась в тюрьме уже 7 месяцев. Для того, чтобы ускорить свое освобождение, мне нужно было «утопить» их, свидетельствовать против них со всей тяжестью обвинений. Но мне было бы неприятно это делать.
Я предпочла пойти на мировую. Договоренность казалась приемлемой. Единственное, что мне придется сидеть 14 месяцев. Как только они добились своего, их адвокаты сразу же почему-то стали требовать для меня более тяжелого наказания — 20 месяцев тюремного заключения!
Но в итоге я освободилась раньше и уже к празднику Суккот прибыла в Израиль.
…Сегодня Авишаг Саломон замужем, она мать шестерых детей и директор религиозной школы для девочек, где обучение ведется по специальной методике. Авишаг многое узнала о жизни, о приоритетах, о дружбе и ненависти, о Б-ге и свободе. И ей есть много что рассказать людям.
