Один иностранный журналист писал книжки про разные религии и образы жизни. Внедрялся, так сказать, работал, собирал материалец и писал. По маме он был еврей. Но это его не испугало, и он решил подвнедриться и в нашу религию, aka Иудаизм. Нашел подходящего раввина и предложил ему сотрудничество.
Раввин был хабадник. Он за советом обратился к Ребе: взаимодействовать ли с этим журналистом и как с ним взаимодействовать. Ребе дал согласие на такой проект. Но, к изумлению раввина, категорически запретил давить на журналиста в каком бы то ни было «иудейском» направлении. Не предлагать накладывать тфиллин. Никаких разговоров о необходимости мезузы, соблюдении Субботы. Ни о чем еврейском, если это не «востребовано» самим собеседником.
Сказать, что раввин был удивлен, значит ничего не сказать. «Кфия датит», немного Иудаизма через клизму, чтобы человек духовно выздоровел, — это нормально. Это не просто нормально! В большинстве случаев необходимо! — Сам Ребе постоянно говорит об этом: начинать надо не с понимания, — а с действия! Но слово Ребе — закон. И за все время взаимодействия с журналистом раввин не позволил себе ни слова, которое выходило бы за рамки отвлеченного, «от третьего лица» освещения требуемого предмета. После ежедневного многомесячного сотрудничества раввин и журналист расстались. Журналист сел за написание книги. Раввин же вернулся к своим обычным делам.
Встреча их состоялась через пару лет, когда журналист явился к раввину за литературой по кашруту и чистоте семейной жизни. Книги были нужны ему для целей чисто практических. Он хотел начать соблюдать еврейский Закон, начать жить по Торе. В ходе разговора журналист сказал нечто, поразившее собеседника в самое сердце:
— Вы знаете, — сказал он. — Когда мы начинали с Вами работать, я очень боялся давления с Вашей стороны. Настолько боялся, что на первую же встречу пришел в полной боевой готовности. Только и ждал, когда Вы предложите мне наложить тфиллин или заговорите о необходимости соблюдать кашрут. И хотел сразу жестко, может быть даже грубо, поставить Вас на место, — указать, что у Вас нет никакого права лезть в мою личную жизнь, даже если я нуждаюсь в Вашей помощи и предложил Вам сотрудничество. То, насколько Вы были корректны, насколько избегали разговора о личном, так много говоря о еврействе «вообще», — заставило меня посмотреть на то, о чем Вы говорили, совершенно с иной стороны!
