«Люди думают, что если ты стал религиозным человеком, то жизнь твоя кончена, и уж заниматься искусством ты точно не можешь. Но это – совсем не так, — говорит художник Авраам Гай Брехиль (30), чьи работы будут выставлены на фестивале карикатуры и мультипликации в тель-авивской „Синематеке“ (26-29.08)».
Он продолжает: «Конечно, есть вещи, которые я никогда не буду рисовать, например, нагота или насилие, но все остальное – почему нет?»
Квартира Авраама, расположенная в старой части Тель-Авива, несет на себе обычный в религиозных домах отпечаток пренебрежения к мирскому. Полка священных книг с тиснеными золотом переплетами, сборная мебель, детская кроватка (у него две маленькие девочки), игрушки... Если не знать, что жизнь Авраама не всегда была такой, как сегодня, догадаться об этом невозможно.
— Мне было 22 года, когда я обратился к религии. Я родился в артистической семье – мой отец скульптор, брат работает в области видео-искусства, я рос в Яффо, там, где живут художники; и если имена Ури Лившиц, Адам Барух и Йоси Полак вам что-либо говорят, то скажу, что с их детьми мы играли во дворе. Мои родные – люди верующие, но не так, как я.
Что же произошло потом?
— Я учился в художественно институте Авни, мне оставался один курс. И я стал задавать вопросы, и сперва они касались только искусства. Потом я почувствовал, что довольно размышлять пришла пора перейти к действиям. И я отправился в синагогу и сказал, что я хочу молиться. Так что все произошло очень просто. А до этого у меня не было никакой связи с религией и религиозными.
Он оставил учебу, поступил в ешиву:
— Я бросил искусство, я порвал со своей прежней жизнью, вот это — истина, сказал я себе.
Спустя четыре с половиной года он вышел из ешивы, женился (его жена – бывшая киббуцница, также вернувшаяся в лоно религии) и еще через год снова начал рисовать.
Первая книга, которую он создал, по виду напоминает комикс: это серия черно-белых рисунков, снабженных минимальным текстом.
— Но сходство с комиксом – лишь внешнее, — подчеркивает Авраам. – Ибо что такое комикс? Это – действие, это — рисованный рассказ. Фабула в моем «комиксе» очень проста: рождается мальчик, растет, с ним происходит некое событие, и все. Дело в том, что для меня это не комикс, а учебник. Я использую рисунок для того, чтобы выразить идеи, которые я изучаю.
Как и во многих старых тель-авивских квартирах, так и в этой есть большой балкон; дом, вероятно, построен лет 50 назад, потолки высокие, и в такой квартире можно дышать. Последующие поколения, не задумываясь над идеями Баухауса, закрыли балконы, пристроив жалюзи, и вот на таком балконе, за большим и простым столом Авраам работает.
— Я не считаю, что мы должны переводить на наш язык западную культуру, она культура нам неорганична, и, главное, у нас, евреев, есть свой источник, из которого черпали величайшие художники всех времен и народов – я говорю о Библии, конечно. И я убежден, что нет религиозных и светских, а есть только евреи.
И возникает извечный вопрос: кто такой еврей?
— Я и сам не достиг состояния, когда я могу назвать себя евреем. Я думаю, что суть иудаизма – это война.
— Что-о-о-о?
— Нет, не война физическая, но война, которую еврей денно и нощно ведет с самим собой. Это и выделяет нас из других народов.
— Ну это еще как сказать – есть такое изречение, вовсе не евреем произнесенное, что в этом противоборстве и заключается подлинная духовность.
— Верно, — соглашается Авраам. – Но я полагаю, что у нас это доведено до крайности, этот внутренний огонь, который нас сжигает. Вот, посмотри, Хезболла, ну что им от нас нужно? Земля наша? Нет. Неслучайно же в каждом поколении возникает злодей, который хочет нас уничтожить. Значит, есть что-то. Все дело в этом внутреннем огне, с которым еврей сам не знает, что с ним делать.
— Ну хорошо. А как это связано с твоими рисунками?
— Иудаизм придает духовный смысл каждому предмету материального мира; для меня он дано перестал быть отвлеченной философией, я должен был перейти к практическим шагам. Я пытаюсь говорить с современным человеком на языке его упрощенной и очень прямолинейной культуры о мире иудаизма, который изъясняется на языке намеков и символов, и это совсем непросто. Я возложил на себя миссию — помочь людям вернуться к нашим корням. Я не устраиваю демонстрации, я не собираюсь никого вернуть в лоно веры. Бог вложил мне в руки инструмент, и я сижу в моей студии и работаю.
