Неудача посланца. Наказание изверга. Бездетные люди строят «Молельню старого паруша». Излечиваются от бесплодия.
— Подступиться к парушу не было никакой возможности, — оправдывался командир отряда. — Когда мы вошли в дом учения, в котором находится паруш, донесся до нас его сладкозвучный голос. Когда я приблизился к нему и увидел его, сидящего с завязанными глазами, распевающего свои молитвы, не слыша и не видя, что вокруг него делается, меня охватило чувство высокого почтения к нему. Он был обернут в покрывало (талит), а на голове у него была черная коробочка (тфиллин). Я все же силился приблизиться к нему и сказать, зачем мы явились, что нам приказано увести его в имение. Однако мои ноги не смогли почему-то сдвинуться с места, а мои слова застряли у меня в горле.
Управляющий сердито и нетерпеливо прервал его.
— Ну, и чем же все это кончилось? — бросил он ему гневно.
— Я взмахнул нагайкой в воздухе. Я хотел, чтобы тот знал хотя бы, что мы явились к нему с приказанием. Паруш продолжал читать псалтырь своим обычным напевным голосом, как будто его все это не касается. Сопровождающие меня верховые, увидав меня застывшим на месте, выбежали в смертельном страхе из дома учения. Тогда я сам начал подумывать, как бы скорее убраться оттуда, и я считаю особой милостью Б-жьей, что это мне удалось. Я думал уже, что навек останусь стоять пригвожденный к месту с вытянутой в воздух рукой с нагайкой.
Управляющий пришел в ярость.
— Ты трус. Ты не выполнил моего приказания! — крикнул он в бешенстве. Тут же он велел дать ему тридцать «горячих» розог. На этот раз розги оказали свое действие. Командир отряда катался по земле от боли. Его тело покрылось синяками. Начала брызгать кровь. Когда прекратили порку, наказанный остался лежать в обмороке окровавленный. Пришлось вылить на него ведро холодной воды, чтобы он смог ползать на четвереньках и целовать сапоги своего господина, изверга.
Покончив с поркой провинившегося посланца, объявил управляющий, что он сам отправляется в Дубровну за парушом. Для него это был вопрос престижа.
— Я вам покажу, что эти дурни, — сказал он собравшимся, имея в виду своих неудачливых посланцев, — всего только полные предрассудков парубки. Паруш не святой человек; он бездельник и сумасшедший. Ему придется еще здесь перед нами плясать и выкидывать другие штучки, чтобы нас развеселить.
Управляющий велел седлать лошадей для него и его эскорта. Он велел также заложить карету, в которой он намеревался на обратном пути доставить паруша в имение. Он послал также за ксендзом, желая, чтобы тот сопровождал его в город. Возможно; что он все же начал чувствовать себя не совсем уверенно, а потому хотел, чтобы с ним был ксендз для «защиты» от возможного «колдовства» или другой «черной силы»? А возможно, он вообще хотел устроить из всего этого «спектакль». Однако ксендз, много слышавший о паруше и проникнутый к нему особым почтением, отказался от этого приглашения управляющего. Он пытался даже отсоветовать ему намерение унизить паруша.
— Ты плохо кончишь! — предупредил его ксендз, перекрестившись.
Но для управляющего это было уже теперь чуть ли не вопросом жизни. Он должен во что бы то ни стало настоять на своем.
В Дубровне уже знали, что сам управляющий прибывает в сопровождении отряда верховых, чтобы взять паруша из дома учения и доставить его в имение добром или силой. Раввин и руководители общины собрались на экстренное совещание. Было решено объявить, чтобы все евреи города оставались в своих домах и даже не глядели в окна. Кто знает, к чему все это может привести! Не следует давать гоям повод избивать евреев. Раввин и руководители общины пошли в дом учения, где находился паруш, и ожидали там прибытия управляющего с его свитой. Надеялись мольбами добиться у самодура не трогать святого р. Файвиш-Энаха.
Когда в доме учения появился с нагайкой в руке управляющий в сопровождении нахальных, злых парубков, пошел ему навстречу раввин с просьбой не унижать паруша.
— Посмотрите на этого святого человека, — сказал раввин, указывая на паруша, сидевшего в отдалении в своем уголке с завязанными глазами и читавшего Псалмы. — Прислушайтесь, как он читает. У кого хватит духу его унизить?
— Я должен раз и навсегда доказать, что этот человек умалишенный, — настаивал управляющий, отказываясь слушаться раввина.
И как бы с тем, чтобы самому доказать раввину и всем присутствующим, что нечего считаться с этим «бездельником», он кинулся к парушу и попытался громким голосом перекричать его певучую читку псалтыря. Поскольку паруш ничем не выказывал, что он что-либо слышал или сознавал, что кто-то находится около него и угрожает ему, управляющий вышел из себя и замахнулся на него нагайкой. Казалось, что нагайка вот-вот упадет на паруша. Как вдруг нагайка выпала из рук изверга. Рука его бессильно повисла и он забился в конвульсиях. В руке, как и во всем теле, он почувствовал резкую боль, вызвавшую у него невольно дикий крик испуга и боли.
— Спасайте! — кричал управляющий в бессилии.
А паруш продолжал распевать свои Псалмы стих за стихом и главу за главой, как будто ничего вокруг него не случилось и он совершенно не знал, что здесь происходит.
Сопровождавшие управляющего парубки не думали уже о паруше. Их беспокоил теперь их господин, крики боли и страдания которого привели их в ужас. Они вынуждены были вынести управляющего из дома учения, и вместо того, чтобы посадить его верхом на его лошадь, уложили его, корчащегося от боли, в карету. Они вернулись с ним в имение опозоренные, с поникшими головами. А имя паруша произносилось всеми как имя святого.
Шесть недель пролежал управляющий в страшных муках от больной руки. Он непрестанно посылал людей к парушу просить у него прощения, но разговаривать с ним было совершенно невозможно, — его глаза были закрыты, а уши заткнуты. Он их открывал только во время молитвы и чтения Торы.
Управляющий начал искать лекарство от болезни у врачей. Но они другого выхода не нашли, как только ампутировать руку, которую он поднял на паруша. По мнению врачей, если не ампутировать руку, будет отравлен весь организм управляющего.
С тех пор никто уже не сомневался в святости паруша. Гои, как и евреи, удостоверились в святости этого псалмопевца.
В Дубровне жил тогда некто по имени Зундель-Моше. Его бездетной жене пришла в голову мысль собрать всех бездетных женщин и заняться сбором денег на постройку особого дома учения для р. Файвиш-Энаха, где для него имелась бы отдельная комната. Этот дом учения был построен на Холодной улочке и стал известен под названием «Молельня старого паруша».
Бездетные женщины, построившие дом учения для паруша, излечились и родили детей. Тогда родился и р. Авраам-Моше, который вот уже двадцать лет, как перебрался из деревни в этот город и стал шамешом этой молельни. Он обслуживал паруша р. Хаима и присматривал за ним, насколько это было возможно. Старый паруш р. Хаим сидит в этой молельне вот уже тридцать лет. О нем говорят, что он большой мудрец.
