Друг наш, Моше Майзлиш, укроем ли от тебя, что тут происходит? (Это намек на вторжение Наполеона в Россию летом того года в день 14 Тамуза). Сбылись все слова моего отца, Алтер Ребе, ни одно не осталось неисполненным.
Когда вошел этот душегуб через Польшу в Ковно и Вильну… стал отец искать пути укрыться в России, говоря, что Россия — страна милости и что подобна она оплоту Греции, которая расположена с правой стороны в системе божественных атрибутов (конечно, в нечистоте то добро, но все же это сторона более отличается милосердием, состраданием). И отец мой видел, что на тот момент «стол пропитания» находится на севере, там, где Россия. Франция же с ее революцией и последующим правлением того душегуба представлялась ему стороной зла и прямой противоположностью России.
Говорил он о том зле и тех насмешках и нападках, которым сотни лет (!) подвергались во Франции евреи, приводя примеры из книги «Колено Иеуды», и упоминал о борьбе элемента огня (символа стороны огнедышащей злобы и тяжких наказаний) с водой, которая символизирует излияние милость, и подчеркивал, что вода должна погасить тот огонь.
Говорил он с генералами, действовал через графа Толстого, подавая и обосновывая свое прошение, ждал новостей, которые бы повлиять могли на его решение. И спешно пришел к выводу: что ни дня не желает оставаться под формальной даже властью того злодея-захватчика на завоеванных, оккупированных им столь стремительно территориях. Проливает тот душегуб кровь невинных. А победу предрекал над ним по примеру того, как был побежден Санхерив: что не силой, а божественным вмешательством был он уничтожен. И Б-г кого захочет возвысить, того возвысит. «И так да исчезнут все враги Твои, Г-сподь!» (из песни Дворы-пророчицы).
И в страшной спешке покинул отец мой место своего проживания, и изо всех телег, составлявших превеликий обоз, не могли продолжать тащиться со всем этим добром: будь то зерно, запасы спиртного и пропитания, принадлежности дома, ценности, дров запас, — все это было брошено, ценностью на целых 2000 рублей примерно и лишь две телеги продолжили путь, спасаясь от нашествия полчищ. Такое решение сложилось по прибытии к Борисову, что подле Минска.
Был он очень изможден, прежде времени состарился, холод и дорожные передряги взяли свое, да еще и ответственность за членов четырех семейств, что были с ним… Но решено было оставить все только самое легкое и так ехать дальше с семьями, с детьми малыми... на двух обозах.
Обо всем этом знал генерал Оленев, воевода тамошний (если вы встретите его, так передайте ему привет большой от нас) — целую неделю помогал он и вникал во все детали подготовки бегства. Еще генерал Дубравский, что в Красном при начале сражения стоял со своим войском, тоже знал про все, и Могилевский военный штаб под управлением графа Толстого, как мы подавали прошение и там все описывали. И они нам дали паспорта для прохождения всех постов, самые наилучшие и надежные.
А ныне опишу тебе, как брату родному, все, что случилось с нами на этом пути следования нашего вплоть до деревни Пяны около Курска. В Шклове и Дубровне не желал отец мой оставаться даже одного часа. Соединились мы с генералами нашими под Красным, и там состоялась битва, в которой казаки наши одолели французов.
К новомесячью Элула, однако, французов подоспело 40 тысяч, наших же насчитывалось лишь 8 тысяч. Витебский полк состоял при корпусе маршала князя Буртенко, а у того было еще 70 тысяч войск, стоявших на берегу Днепра. Но враг изощрился напасть именно там, где укрепление было слабое, а войско малочисленное.
И, видя такие потери и неудачи, принялись рыдать все женщины наши, которые в обозе. И отец мой принялся кричать на мать и прочих женщин, которые чуть было не решили убегать как попало в лесную чащу от неприятеля. «Надобно не в лес убегать, а ехать на лошадях далее», — убеждал он. И покровительствовавший ему генерал, знавший обстановку и расположение на местности, также велел двигаться на Смоленск.
И поторопиться приказал, так как несметно воинов у врага и 300 пушек в его артиллерии. А у наших, как я видел, проезжая мимо их полка, лишь 18 пушек имелось. И, как раньше я указал, 8000 бойцов. И, как только мы проехали, враг напал тут же, и заварилась там каша… А грохот той канонады мы еще слышали в течение трех часов после того, что миновали те укрытые в лесу воинские подразделения.
А мы спасались, промчались 13 верст, и тут наши, беглые, встречался кто нам в пути, стали кричать нам, чтобы срочно скрылись и переждали в лесной чаще, и так мы и поступили, и настала святая суббота, и невозможно описать все произошедшие чудеса.
А в Смоленске никто ничего не знал о продвижении врага, и мы предоставили всю информацию, так что с утра они уже располагали точными сведениями, и послали нарочного к князю, и все выяснили, и были готовы к сражению. Но все равно Смоленск был взят в конце Элула. Мы успели ускользнуть.
В канун Рош а-Шана сказал мне отец: «Тяжко мне говорить об этом, но, по моему мнению, душегубец и Москву возьмет». И мы плакали горькими слезами.
А мы до того с графом Толстым бежали через Вязьму, сражение под Можайском вынудило нас даже в субботу уже бегством спасаться.
Но в сам Рош а-Шана увидал отец благоприятную перемену и так нам рассказал: «Хоть и возьмет он Москву, а все равно ждет его разгром, победа будет за нами, сегодня вижу я, что приговор его подписан». И мы сразу воспрянули духом и стали есть и пить и радоваться и веселиться.
Затем продвинулись мы 70 верст во Владимирском направлении. И снова отец указал нам на развитие дальнейших событий: «Взяв Москву и не найдя в этом никакого смысла, так как его победа будет означать его полное поражение, станет враг возвращаться тем же путем, как вторгся, и при этом Белоруссия пострадает так, что это сочтено будет равным погромам Хмельницкого-душегубца, который совершал злодеяния в Волынщине и Украине, но не в Белой Руси, а ныне черед Белоруссии пройти такое же испытание».
И возразили мы, отчего ж ему не предпочесть другое, малороссийское, направление, дабы оставить Россию, но отец был твердо уверен и стоял на своем. И так и случилось.
Уже в Йом-Кипур Владимир подвергся нашествию француза, а прежде того бежал весь Сенат с обозами из Москвы через Владимир, а я, видя означенное бегство из окна, испытал великий ужас и пошел говорить с отцом. Но он, полный мужества, ответил мне: «Видишь, как я перед тобой сейчас нахожусь в тфиллин, так верно то, что я говорю: Ибо жив Г-сподь! Враг не двинется на Петербург! Он лишь пройдет до Москвы и обратно тем же путем, как пришел, так и уйдет, в поисках пропитания себе, но никто ему не даст, и разгром его не за горами».
И обнял меня отец. И добавил он, что также верно и то, что Мошиах придет и спасет народ свой. И плакали мы в тот Йом-Кипур до излияния души. И Б-г нас укрепил.
…Потом промелькнули перед нами речка Ока, города Тамбов, Орел, Курск, 1200 верст пути, и в деревнях не были милостивы к нашему положению, а мы голодные, только хлеб да вода, и холод ужасный.
Но градоначальники не позволили жителям вредить нам. И проехали мы, все 60 с лишним повозок, беспрепятственно. Между тем стало известно, что враг в Москве нашел все опустошенным и 13 Хешвана оставил ее. Хотел было продвигаться через Калугу, но армия не дала, и повернул он теми же пустошами, как и пришел, то есть через Вязьму.
И мы, услышав эти сообщения, были несказанно рады. Возблагодарили Всевышнего за добро и милость, и премного ликовали. Тут как раз моя супруга родила мальчика, и сделали мы обрезание, выставив угощение с водкой. И продолжили путь свой до деревни Пена.
А в день 19 Кислева пришло радостное сообщение о великом разгроме врага. Потерпел он поражение под Красным, и гнали его прочь как собаку.
И увидели мы, что все исполнилось, как отец предсказал, без ошибки. Но тут началась болезнь отца, который был сильно простужен и претерпел множество страданий, и за пять дней одолел его недуг, желчный пузырь стал мучить, а я отсутствовал, так как он меня услал искать жилье в Кременчуге. И тем временем скончался отец мой. И как описать и что говорить о такой утрате…
Когда же он вернул душу Создателю, то стали искать место для еврейского захоронения и ближе всего был Гадяч, что под Полтавой. И это тоже часть его служения, что он погребен именно там. А там лесок, река, и сделали мы для почета, в честь его крышу из хорошей древесины, выстроили кирпичную стену и домик, и там потом стали находиться уже в первый же Рош-а-Шана шесть миньянов, и было там зажигание лампад, и постоянный смотритель, и стало то место местом молитвы, как место погребения патриархов и великих праведников.
А вскоре после того 19 Кислева еще узнали мы о бегстве француза через реку Березина, где и наступил полный разгром врага (хотя самого Наполеона тогда в плен не сумели взять). И это случилось 22 Кислева и означало полное исполнение пророчества моего отца, который отметил — битва при Можайске уже указывала на дальнейшую судьбу Москвы и на победу англичанина [Веллингтона]. И с каждой новой годовщиной отца 24 Тевета пусть будет ярче и ярче его победа над силами зла.
Российский же император нам как отец, и остановит он извечную ненависть черни к нам и сделает все для блага наших братьев евреев и будет стараться ради нас.
[Далее подчеркивается важность связи с Ребе и выполнения его указаний. Далее идут благословения лично рабби Моше Майзлишу и намеком упомянуто величие его самоотверженности в работе разведчиком в ставке Наполеона ради русских].
