Как Борух избежал опасности. Борух бросает работу сторожа и вновь берется за учебу в синагоге. Дружба с бывшим хозяином.
На приглашение помещика Борух не ответил. Ради приличия он кивнул головой и смолчал. Помещик с семьей ушли, и Борух вновь взялся за работу и пытался выбросить все это событие из головы.
И вот в один из вечеров, когда Борух был один в саду, появляется кто-то вдруг в дверях сторожки. Борух оглянулся и к своему удивлению увидел, что перед ним стоит молодой помещик.
Молодой помещик приветствовал Боруха сердечным «добрый вечер» и объяснил ему, что он послан к нему отцом пригласить его к ним в усадьбу.
— Мы все чувствуем, — сказал молодой помещик, — что ты одинок и в саду находишься тоже один. Мы хотели бы видеть тебя у себя, чтобы ты провел с нами вечер.
Борух заколебался. Он пытался отказаться от этого приглашения, чувствуя, что к добру это не приведет.
— Я ведь один в саду, — нашел Борух отговорку. — Как я могу оставить все на произвол судьбы?
Молодой помещик ушел, и Боруху казалось, что он с ним покончил. Но вскоре тот вернулся с двумя парубками в сопровождении больших собак.
— Вот они будут сторожить сад все время, пока ты будешь у нас, — сказал молодой помещик.
Борух оказался в большом затруднении. Любезность помещика и его семьи претили ему. Он охотно отказался бы от этого приглашения. Но, зная, насколько капризны помещики и что из-за этого могут пострадать другие люди, особенно его хозяева и вообще евреи Лиозно и округа, решил Борух идти с молодым помещиком в усадьбу. Вопрос любви к своему народу — евреям должен быть превыше всего.
Но про себя он решил показать помещику свою твердость и ни единым словом не выказывать слабости или подчиненности. Ему следовало высоко держать честь еврейского народа и поступать и говорить только в духе Торы.
Для себя Борух ничего не желал и ничего не ожидал. Если бы дело касалось только его самого, его мало трогала бы опасность вызвать против себя даже гнев помещика. Но он должен был иметь в виду благополучие других людей, поэтому он пошел в усадьбу против своего желания.
В усадьбе приняли его очень любезно. Боруху это не понравилось. Он вообще не хотел обратить на себя чье-либо внимание, особенно — таких чуждых ему людей.
Сразу же при входе в дом Борух показал свою твердость, — он головного убора не снял. На чистом польском языке он объяснил причину этого. Он указал на стих в Псалмах: «Все дышащее да хвалит Б-га», по поводу которого наши мудрецы говорят, что следует хвалить Творца вселенной при каждом вдохе и выдохе. Это означает, что человек должен постоянно чувствовать, что он находится перед Всевышним. Как же можно хотя бы на миг оставаться с непокрытой головой, если, по нашему верованию, это будет означать непочтение к Нему?
Твердость и выдержка Боруха, ясность и красота аргументации произвели глубокое впечатление на помещика и его семью. Впервые, вероятно, помещик услышал такие гордые и решительные слова из уст еврея. Как для самого помещика, так и для его семьи была чужда мысль, что могут быть евреи, совсем не похожие на тех, которых они всегда привыкли видеть вокруг себя, — покорных и дрожащих, готовых беспрекословно целовать руку жестокого помещика. Откуда взялась такая сила и такая гордость у простого еврейского паренька, сторожа? И откуда такой ум и такие знания?
Помещик проникся к Боруху таким уважением, что не только посчитал правильным его поведение, но в знак солидарности с ним велел принести ему его шапку, которой и он накрыл свою голову.
Тогда Борух пустился в пространное объяснение, почему он решил строго держаться любого еврейского обычая. При этом он также дал понять помещику, что несправедливо применять силу с целью воспрепятствовать кому-либо придерживаться своих обычаев и своей веры.
Помещик и его семья сидели очарованные. Они прислушивались к словам Боруха, пронизанным стихами из Библии и сказаниями наших мудрецов, которые он переводил на польский язык и так легко и красиво разъяснял. Они не могли надивиться ему.
Беседа коснулась затем высоких материй. Борух впервые проявил свой недюжинный ум и знания. Он противопоставил перед собеседниками два различных мира, — мир материальный, мир гоев, и мир духовный, еврейский мир.
Помещик положительно «глотал» каждое слово, вышедшее из уст Боруха, и Борух почувствовал себя спокойнее.
Дети же помещика были, по-видимому, недовольны. Им хотелось, чтобы в беседе затрагивались не столь сложные вопросы.
— Такие вопросы следовало бы обсуждать в присутствии ксендза, — сказали сын и дочь помещика и пояснили при этом: — отца интересуют все эти вопросы. Мы же придем к тебе в сад и там проведем время совсем по-другому.
Борух покраснел. Он видел опасность в том, что дружба с помещичьей семьей затянется, а это было ему донельзя противно. Он пожелал положить конец этой навязанной ему дружбе. Ему никакого интереса не было поддерживать такую дружбу.
Помещик выразил сожаление, что не знал о Борухе раньше, в продолжение всего лета, что он находился в саду. Он выказал бы ему раньше свое расположение к нему. А теперь уже конец лета. Борух же, наоборот, был рад, что лето кончается и что через несколько дней он сможет, наконец, уйти из сада.
Теперь Боруха пригласили в столовую, где на столе были различные блюда, и именно такие, которые еврею можно кушать в доме неевреев. Но Борух решил ничего не брать в рот и этим показать, что он тверд в своем намерении не подвергать себя испытанию.
Он уже готовился было дать точное разъяснение по существу, почему он отказывается от угощения. Но обошлось без этого. В самый последний момент в доме раздался страшный, пронзительный крик ребенка. Самый младший мальчик помещика обварился кипятком.
Поднялся переполох. Все засуетились. Пытались оказать ребенку помощь, возможную в таких случаях. Борух некоторое время повертелся по дому, и, чувствуя, что никто о нем больше не думает, вернулся в сад. Оба парубка вернулись со своими собаками в усадьбу.
В ту ночь Борух уже не спал. Ему было о чем подумать. Его голова не знала покоя. Что будет в следующий вечер, когда молодые помещики заявятся к нему в сад? Он сел читать Псалмы, и сразу же сад наполнился плачевным пением, доносившимся из сторожки.
Назавтра опять пришли в сад оба компаньона, р. Авраам и р. Азриэль, а также и все другие, чтобы продолжать работу по снятию фруктов с деревьев. Как и всегда, помогал Борух в работе. Из усадьбы пришло известие, что ребенок, обварившийся прошлой ночью кипятком, умер. Борух почувствовал при этом боль в сердце, как будто он лично имел какое-то отношение к этому трагическому случаю. Но он никому ни слова не сказал обо всем этом, делая вид, что он не знал о случившемся.
Прошел день, и Борух начал сильно беспокоиться. Скоро наступит вечер и в сад появятся незваные гости — помещичьи дети. Несмотря на смерть ребенка, думал Борух, они все же сдержат свое слово и придут проводить с ним время.
О чем он будет говорить с ними и как ему держаться с ними? Сам помещик был, по крайней мере, серьезным человеком, и на него он произвел впечатление своими словами. Дети же помещика были вылеплены из совсем другой глины. Ничего хорошего не могло получиться из их визита.
Под вечер Борух по обыкновению должен был идти в местечко молиться в миньян. Он решил серьезно поговорить с р. Авраамом, и он ему рассказал все, что произошло.
— Я пришел к заключению, — сказал Борух, — что мне нельзя больше ночевать в саду. Вам придется найти кого-либо другого на мое место.
Р. Авраам внимательно выслушал Боруха и согласился с ним, хотя он не был уверен, что дети помещика действительно придут в сад в этот вечер, как они обещали.
В тот вечер Борух уже в сад не вернулся. Вместо него пошли сторожить сад р. Авраам и р. Азриэль. Р. Авраам не рассказал своему компаньону услышанное им от Боруха. Он ему сказал только, что Боруху нездоровится и он не может оставаться на ночь в саду.
Переночевав в саду, р. Авраам убедился, что у Боруха была хорошая причина не являться в сад в этот вечер. Сын и дочь помещика явились все же в сад, но видя, что Боруха там нет и что в саду находятся оба компаньона, они вернулись домой разочарованные.
Когда работа в саду закончилась, Борух получил свое жалованье от обоих компаньонов и вновь засел в синагоге за учебу. Он сэкономил достаточно денег, которых хватит ему надолго. Ему ведь очень мало нужно на самые необходимые нужды.
По понедельникам и четвергам он вообще постился. В остальные дни недели он довольствовался очень малым, — кусочек хлеба и что-нибудь к этому, и он сыт. Только по субботам он позволял себе лучшую еду. Главное — это учеба. Теперь у него было достаточно времени как для Торы, так и для служения Б-гу.
Борух изучал теперь уже не только Талмуд, но и законы, а также и книги по этике. Он считал, что нужно не только изучать Тору, но необходимо также знать, как вести себя в жизни. Книги по этике указывали ему истинный жизненный путь.
Прошли «Дни трепета» (Рош а-Шана и Йом-Киппур), а также праздничные дни. Начала надвигаться зима с ее длинными ночами. Теперь у Боруха были впереди непрерывные дни и ночи учебы. И он действительно отдался учебе всем пылом его пламенно-огненной души. Сидя в синагоге, в которой в длинные зимние ночи он бывал почти единственным человеком, он все еще мог делать вид, будто он весьма обычный паренек, ничем не отличающийся от других обыкновенных людей, разве только тем, что он синагогу сделал своим домом. Не было даже кому обращать на него внимание. А это именно и нужно было Боруху.
В один из таких вечеров появился в синагоге один из бывших хозяев Боруха, р. Авраам. Борух был в это время углублен в учебу. Р. Авраам подошел к нему и завел с ним разговор.
— Знай, — сказал Боруху р. Авраам, — что я все время наблюдал за тобой. До сих пор я не хотел открыть тебе, что я знаю твою тайну, что не простой ты парень, каким ты пытаешься казаться. Еще в саду я неоднократно прислушивался из укрытия к тому, что ты изучаешь и как ты изучаешь. Я никому не выдал твоей тайны. Пришло, однако, время не скрываться от меня больше. Поэтому я пришел к тебе сейчас с предложением установить с сегодняшнего дня время для совместной учебы. Особенно хотел бы я, чтобы мы изучали раздел «хошен-мишпат» (юриспруденцию по Талмуду).
Борух был смущен. Он обдумывал, что ему делать, — раскрыть ли себя перед бывшим хозяином или отрицать все и вся и настоять на том, что он не больше, как простой парень, который бедствует в синагоге и иногда заглядывает в книгу.
