Мой рассказ глубоко личный. Связать его с кашрутом (еврейской диетарной системой) можно только если очень захотеть. А можно не связывать, а объяснить все случайным совпадением.
В год турпохода в Горную Сванетию мне было 18... Машка с того же факультета (романо-германский, МГПИ, где мы вместе учились на переводчиц) была моей чудесной подругой — медный поток гладких волос, тоненькая талия, этими волосами облитая, мерцающие глаза, рыжей ее назвать невозможно, она вся литая, мерцающая. Она робела из-за скромного воспитания. Видно, надоело ей быть скромницей.
Захотела уподобиться мне в моих шатаниях, богоисканиях, в смелых поисках земной любви. И пришло лето после первого курса. И выехали мы в турпоход, и там она отлично завела роман с чеченскими ментами (конная милиция, если что), и на утренней поверке Машки Лисицыной, ха-ха, не досчитались. Вернулись они с Машкой на лошадях — под вечер — я смотрю, такая Машка с ментом — и прямо так на конях въехали на танцплощадку, на дискотеку. Ее огнистые волосы развевались, она легко и непринужденно держалась в седле. Ох, и красиво это было. Она меня переплюнула в тот раз…
В Приэльбрусье, на пике Южный Приют наша группа неудачно заночевала. Холод был страшенный. Скалы, чернота неба, близкие звезды, каменные, вырубленные в скалах, временные жилища, ступени в лабиринт холода и мрака. Порченные консервы, найденные при свечах… обвал, затопление под горой внизу… нельзя двигаться — спуск с гор запрещен, деревья, стволы несутся в горных потоках.
Стихийное бедствие. Непредвиденный затор: приходит сверху еще одна группа туристов, а разместить их негде и еды тоже нет… Палатка — одна, и рассчитана она на ночевку для 12 человек.
Горная Сванетия и Кабардино-Балкария — места крайне опасные в сезон схода лавин и селей. Эльбрус виден так, будто он твой товарищ. Холодное дыхание старшего друга. Задирая голову, не могла наглядеться на его сумасшедшее убегание снизу вверх по всей линии обзора: какой же шикарный! Такого друга никогда у меня не было. Эльбрус — это реально Друг. Наверно, даже лучше, чем Машкин чеченский мент.
Нас уже не 12 человек на вырубленной в скале площадке, а 24. И вот, ночью две группы вместо одной лежат в общем большущем спальном мешке на камнях под звездами в вырубленном ложе Приюта, под брезентом. Свечной запас вышел, теперь и на склад не проберешься… Нет ни рации, ни провианта. Ночь в бездонном черном небе.
Надо как-то согреться… Но я не хотела втискиваться между тел. Вылезла из этой шеренги спящих и легла где-то отдельно на камни и застудила правую почку. Пострадала за правду. А Машка прижалась к кому-то и согрелась.
… Сход через ледники горной Сванетии прошел нормально. Проходили по 11 километров в сутки, нам были выданы для спуска специальные 15-килограммовые ботинки с шипами.
Потом меня положили в больницу — началось воспаление правой почки. Оперировали, декапсулировали. Прошло года три… И я стала осторожной в питании — ибо застуженная почка давала о себе знать. Ну как осторожной? Еды в 89-м году все равно не было, а из питья была водка и густой чифирь. Колика, боль, страх перед ухудшением, — но все равно в Литинституте мы здорово усугубляли это положение злостным чифирем и водкой. Тогда я уже была прозаиком в Литературном, забыла указать. «Мне врачи сказали пить только прозрачное, — оправдывалась я, — воду, например. А водка — она тоже ж прозрачная. Значит, можно». Мы потребляли водку, курили «Верховину», страшные советские папиросы-дешевку с крупной махоркой. Все делалось ради вдохновения.
И вот — новый поворот — Светочка становится религиозной еврейкой! На притолоке двери в общежитии, где со мной проживала поэтесса, племянница рава Абельского Рахелька, внезапно появляется мезуза. Укрепил ее нам Борух Колненский из Марьиной рощи. Он же и ХИТАС мне сделал из настоящей кожи с соферским оформлением. Нашел книжку в лавках-сундуках, переплел заново. Я любила свой ХИТАС, как будто он был живой.
Вдруг находит на меня сумасшествие с кашрутом… Если ты соблюдаешь кашрут, то тебе придется все самой покупать и готовить. В Марьинке есть, конечно, свекла и гречка. Общежицкие столовые — МГУ-ушные, ВГИКовские, МГПИ-шные, — доступны, но не могу туда заходить — ощущение мертвой еды. Как это свершилось? Поди знай. Я перехожу на кашрут, не осознавая того сама. Заодно с Дорой, заодно с Сарой (всего трое нас было, соблюдающих девиц, на тот момент). Возникает ответственность за то, что именно ты ешь, когда ешь и с кем. Саша Шенцис, габай Марьинской синагоги, выписывает мне «Разнарядку на получение минеральной воды со склада». Я благодарна ему по сей день.
Меня совершенно перестают беспокоить боли в почках. Болезнь уходит навсегда. Это — подарок Свыше.
Поменялась ли моя психика в результате перехода на кашрут? Очевидно — да. Если человек с двумя красными дипломами вдруг все бросает и переезжает в Израиль, чтобы жить в Цфате и переводить каббалу, — то, наверное, психика поменялась.
Я думаю, остальное у меня описано в книге «Эстер».
Обратный пример: в Израиле во время съемок передачи «Старший брат» людям предложили съесть живого червя на глазах у публики. До этого они уже преодолели множество этапов на пути к какому-то идиотскому призу. Если отказывались выполнять требование, то выбывали из игры. Все отказались, один решился. Сожрал и, к сожалению, вскоре после того умер.
Я не призываю вас ни к чему, просто пишу, что знаю по данному вопросу. Кашрут — это нелегко. Но он влияет каким-то образом на еврея. Еврейское общество с кашрутом и еврейское общество без кашрута — это два психически разных общества.
