Я был воспитан в духе уважения к любавическому движению. Мой отец получил влияние ХАБАДа еще в Марокко, где были открыты воспитательные учреждения в 50-х годах прошлого века; там чувствовали большую теплоту и заботу от Ребе и отвечали взаимностью.
В Израиле же я был одним из 2-3 сефардских парней, студентов йешивы «Поневеж», и это — на 2500 учащихся-ашкеназов. В этой йешиве были другие стандарты и приоритеты. Над хабадниками там, мягко говоря, смеялись. Мне приходилось сдерживаться. Я не мог позволить себе высказываться. Мое молчание, оказывается, было замечено на Небесах…
И вот, в один прекрасный день, я прилетаю на учебу в Нью-Йорк. Иммиграционная служба задерживает меня по причине незнания языка страны и неспособности указать адрес будущего проживания, ответить на вопрос: кто меня принимает и на какие средства буду жить? Меня возвращают в самолет...
Я начинаю вспоминать свою жизнь, руководствуясь словами своего отца: «Если что-то пошло не так, то думай, в чем ты провинился». И вот мне приходит в голову: я ведь промолчал, когда при мне ругали ХАБАД! Это наверняка грех. Я решил: как только меня пустят в Америку, сразу пойду узнавать, где и как попасть на прием к Ребе, и попрошу у него прощения!
Как только я принял это решение, вошел служащий и стал выкликать мое имя в самолете. Меня вызвали, еще раз опросили по анкете, и впустили на территорию США.
Я оказался около 7 утра в Бруклине. Попасть к Ребе? Думаете, это так просто? Но мне подсказали, как и где встать, чтобы появился шанс: если Ребе захочет со мной заговорить, то он заговорит. Так и произошло. Я встал в группе ожидающих, и он обратился ко мне и попросил прийти в воскресенье на раздачу долларов.
Когда я пришел, чтобы получить доллар, Ребе сразу прочитал мои мысли и сказал: «Ты прощен», пригласив меня прийти снова на следующей неделе. На это раз Ребе обратился ко мне по имени, хотя до этого я даже не представлялся. Ребе благословил меня, и впоследствии я преуспел в бизнесе и стал одним из богатых людей Иерусалима…
