Дышите — не дышите
Нигун «Авину Малкейну» входит в знаменитую десятку мелодий, точно принадлежащих авторству Алтер Ребе. Слова его заимствованы из соответствующего текста молитвы. Однако, услышать их мы сможем не сразу: начальный раздел нигуна звучит без вербального сопровождения.
В описании нигуна об этом разделе вообще сказано как о «вступлении», «прелюдии», которую «принято повторять дважды». Безусловно, он является полноправной частью всего нигуна, а не «предисловием» к нему. Но, верно и то, что подобный прием можно отнести к редким и необычным.
Гораздо чаще мы можем встретиться с тем, что в роли «прелюдии» выступает, как раз, фрагмент со словами, а дальнейшее развитие музыкального сюжета — своего рода, бессловесная реакция на этот «эпиграф» (в качестве примеров можем вспомнить такие нигуним, как «Рибойно шель ойлом», «Ине ма тов», «Не журитесь, хлопци», или «Коль доди дофек»).
Здесь же мы встречаемся с интересным композиционным решением: первый раздел, как уже мы знаем, звучит без слов, второй — со словами, и третий — снова без них. Как будто, перед слушателем разворачивается картина шествия: сначала, приближающегося издалека, проходящего непосредственно рядом и постепенно удаляющегося. Согласно метафоре Ребе ШЛИТА, мелодия со словами ограничена их конкретным значением, подобно крови, циркулирующей строго по сосудистой системе, тогда как мелодия без слов свободна, как душа, не скованная жесткими рамками материи. В свете сказанного, нигун «Авину Малкейну» как бы «пульсирует» наличием/отсутствием вербального сопровождения мелодии.
Однако, не только в этом выразительном средстве проявляется «пульсация». Обратимся к музыкальному метру. В целом, он трехдольный, что ассоциативно переводит картину шествия из разряда материальных действий в сферу духовного, умозрительного: действительно, двудольный метр ощущается энергией шага, дыхания, пульса, тогда как три доли вместо двух — воспринимаются как выход за пределы физического плана в мир мыслей. Таков и нигун «Авину Малкейну»; именно в мире мыслей располагается его круг образов. Однако, благодаря специфическому ритмическому рисунку в первом разделе и паузе, с которой традиционно поется третий раздел, создаётся впечатление ритмического сбоя, как будто, музыка на короткое время переходит в план четного, материального мира.
И, самое существенное проявление двойственности: в нигуне «Авину Малкейну» два ладовых центра, каждый из которых «тянет одеяло» (внимание слушателя) на себя. Только ко второму разделу можно более-менее четко определить, где именно находится ладовая опора мелодии. До и после него она «мерцает», перемещаясь от одного звука к другому.
Таким образом, практически все основные выразительные средства создают ощущение пульсации, вдоха-выдоха, что и соответствует сути самой музыки, как сказано о пении левиим в Храме «Служение же левитов заключалось в том, что они возносили благозвучно голос свой в благодарении пением и музыкой, верной и приятной интонацией, «стремясь и возвращаясь» («Книга средних», гл. 50).
День сурка
Говоря о пульсации и двойственности в нигуне «Авину Малкейну», мы забыли о главном — о его теме, заявленной в самом названии. Отец и Король: две стороны одной «медали», два типа взаимоотношений, которые выстраивает с нами Всевышний. Внешне — строгий Правитель, средоточие законодательной власти, единоличный Хозяин мира и абсолютный Монарх. С другой стороны — любящий Отец, адресат наших просьб и молитв, без промедления меняющий законы мироздания, если это нужно для блага просящего ребенка.
Эта двойственность очень важна именно в моменты, когда принято петь данный нигун. Когда решаются судьбы миров и их обитателей, когда взвешиваются каждый поступок, слово, мысль, когда мы стоим на пороге суда, помогает выстоять понимание: в кресле справедливого Судьи — любящий Отец. Поэтому, «приговор» — не приговор, а комплекс средств, целиком и полностью направленный на благо ребенка. Как рассказывается в притче о мальчике, меламедом которого был его же отец. Весь день в хедере тот не спускал ребенку ни малейшей шалости, не позволял ни на секунду отвлечься, задуматься, засмотреться в окно, чтобы ни капли ценной информации урока не прошло мимо внимания. А вечером мальчик забирался на колени к отцу, сидящему в удобном кресле в мягком пушистом халате и жаловался на то, как же непросто ему было выдержать сегодня день у строгого учителя, как же хотелось поскорее прийти домой, к любимому, спокойному, мудрому отцу, который всегда поддержит, обнимет, пожалеет, поможет словом и делом.
Впрочем, биполярность наших взаимоотношений с Творцом не ограничивается «Грозными днями». Она заложена в самих основах повседневной жизни, балансирующей между душой и телом, духом и материей, тайным и явным, светом и сосудами, милосердием и строгостью. Всевышний, о Котором сказано «Творящий мир в Своих высотах» гармонично объединяет в Себе эти парные стороны бытия, на человеческий взгляд кажущиеся противоречивыми. Проблема не в противоречиях. А в том, что пульсирующее мироздание может стать некой матрицей, тупиком и ловушкой, в которой жизнь человека оказывается зажатой между «вдохом и выдохом», между бесконечно повторяющимися крайностями, превратиться в раскачивание маятника. Приливы и отливы чередуются друг с другом с завидным постоянством, а лодку жизни, тем временем, штормит в волнах безысходного однообразия, где завтра — то же, что вчера.
Нельзя дважды войти в одну реку
Однако, опасения напрасны: не так устроен этот мир. В «Святом послании» №14 Алтер Ребе объясняет: каждый год, накануне Рош а-Шана, Всевышний изымает свет, выданный творению. А утром следующего дня, после молитв и трублений в шофар, спускает новый свет, на порядок выше, свет такого уровня, который никогда еще не бывал в мире. Проявляется это через качественно новый виток раскрытия сфиры Хохма (мудрости Всевышнего) в сфире Малхут (Его королевском качестве). Всевышний, как бы, «вкладывается» в Свое творение каждый год на все более высоком уровне, инвестирует в него энергию, оживляя и вдыхая небывалый прежде потенциал.
Эта идея «зашифрована» и в названии рассматриваемого нами нигуна, и в его музыкальном тексте. Сфира хохма в хасидизме называется «отцом» (поскольку, представляет собой импульс для зарождения следующих за ней качеств, будучи, как бы, «родителем» для них, причиной их появления). А качество Малхут и есть ни что иное, как проявление Королевской власти Творца, Его раскрытия в мирах как Правителя. Собственно, именно об этом «Отце — Короле» и идет речь в словах молитвы.
Оба этих «амплуа» воплощены и с помощью музыки нигуна. Хохма («Отец») и Малхут («Король») представлены в виде двух ладовых опор, как бы, перетекающих одна в другую. Та, что расположена выше по диапазону, «притягивает» направление мелодии к основному, главному звуку, но, в итоге, спускается вниз и превращается в «питательную энергию» для второй, расположенной ниже. Эта ладовая игра как нельзя более наглядно демонстрирует энергетический расклад взаимодействия сфирот. Хохма (мудрость Всевышнего) «тяготеет» к своему Источнику, но порождает цепочку последующих сфирот, спускаясь вплоть до самой низшей из них (Малхут) и питая их Светом.
Этот цикл перетекания повторяется в первом разделе нигуна дважды, иллюстрируя идею упомянутого «Святого послания»: глаза Б-га (то есть, сфира Хохма) направлены на нее (сфиру Малхут) от начала года до конца года. Эта идея декларирует не просто цикличность мироздания, а схему его развития по спирали: сокрытие света в конце года — обряды Рош а-Шана — притягивание и раскрытие нового потенциала. Вот для чего в нигуне возникла загадочная «прелюдия». Сам же момент непосредственного раскрытия света показан во втором его разделе. В нем, наконец, происходит конкретизация в виде появления вербального текста. Как будто, все сердечные просьбы, до сих постепенно сгущавшиеся в интонациях мелодии, наконец, обрели формулировку и прозвучали четким постулатом: «Отец наш, Король наш, нет у нас Короля, кроме Тебя».
Эти слова символизируют «коронацию Всевышнего», воплощаемую молитвами Рош а-Шана и трублением в шофар. В мелодии это «принятие на себя ига небес» выражено, во-первых, в четком звучании основного лада (впервые после довольно продолжительного «ладово-туманного» первого раздела. То есть, мы «невооруженным ухом» однозначно распознаем «божественное присутствие», Шхину, настолько явно, как будто, можем показать пальцем: вот — центр и основа всего). Во-вторых, интонации этого раздела звучат как поклоны: каждая из них завершается нисходящим движением от более высокого звука к соседнему ниже. Как будто, человек покорно склоняет голову, принимая власть Творца.
Впрочем, эти интонации перерождаются в нечто небывалое — нисходящий скачок мелодии, по диапазону превышающий привычные человеческому слуху и голосу межзвуковые интервалы. Для музыкантов уточню: это та же интонация «поклона», звуки которой «разбросаны» по разным октавам. Для «понимающих тайное» отмечу: разрыв между соседними звуками составляет 9 ладовых «ступеней», что в числовом значении и составляет путь от сфиры Хохма к сфире Малхут. То есть, слушая данный фрагмент, мы имеем возможность стать непосредственными свидетелями того самого момента спуска и раскрытия света из одного качества Всевышнего в другое.
В свете сказанного становится понятной причина повтора текста молитвы во втором разделе, недоумение по поводу которого упоминается в описании нигуна «Авину Малкейну». Действительно, в ХАБАДе не приветствуется «хазанут»: не принято не только распевать слоги, но и повторять фразы, поскольку, смысл молитвы, как внутренний аспект, — приоритетнее певческих красот, как аспекта внешнего. Однако, здесь музыкальный ряд вносит свои коррективы именно в смысл. Первое звучание слов молитвы, до раскрытия хохма в малхут, и второе, во время него, — это два совершенно разных текста с точки зрения восприятия и понимания. Это дистанция в год, качественно иное бытие. Это — не повтор.
В общем, и вся композиция нигуна «работает» на создание заявленного в названии образа. Как известно, со времен Алтер Ребе, трехчастное строение нигуна маркирует его жанровую принадлежность к группе «Душа спускается в тело». Как мы видим и слышим, нигун «Авину Малкейну» не является исключением. Он также повествует о зарождении нового, о спуске новой энергии (души) в «тело» обновленного мироздания. Единственное отличие от других представителей жанра: вместо традиционного «крика души», пытающейся преодолеть восходящим прыжком пропасть между «высокой крышей и глубокой ямой» и «родиться обратно», здесь звучит еще более широкий интервал, но в нисходящем направлении, в следствие чего драматизм душевной ностальгии заменён радостью принятия Нового.
На личном фронте
«Человек — это целый мир», гласит мудрость. Следовательно, и в рамках этого малого мира происходят все те же процессы, что и в глобальном масштабе. Как же проявляется механизм обновления, раскрытие нового света божественной мудрости?
В уже упомянутом «Святом послании» сказано: то, что происходит в мире в Рош а-Шана, каждый человек проживает на индивидуальном уровне во время утренней молитвы. Энергия нового дня приходит к силам души, когда человек молится «Шахарит». В свете сказанного интересно рассмотреть, какие смысловые оттенки привносит эта идея в понимание нигуна «Авину Малкейну».
1. Трехчастная композиция соответствует структуре молитвы: сначала, мы восхваляем Всевышнего, затем, излагаем просьбы и в конце выражаем благодарность. При чем, как и в нигуне, где душевные устремления постепенно материализуются в словесный текст, а потом снова растворяются в звуках, в молитве конкретизация также приходится на средний раздел, выражающий просьбы.
2. «Перетягивание каната» между двумя ладовыми опорами также резонирует с молитвенным настроем. Дело в том, что время молитвы — настоящее поле боя, на котором сражаются божественное и животное начало. Первое устремляется к Адресату просьб, второе пытается сбросить с себя иго сосредоточенности и распыляет внимание на посторонние «интересности». Аналогично и в нигуне. Одна ладовая сфера настраивает на восприятие главного звука, другая выступает в качестве центробежной силы, превращая себя — в иллюзию главного звука, а первую сферу — в средство притяжения к себе. Весь музыкальный текст нигуна построен на переключении внимания с одного «поля» на другое, отражая состояние души молящегося (вернее, двух его душ, с переменным успехом перехватывающих инициативу друг у друга). Любопытно, что подобный прием будет использован несколькими поколениями позже, в нигуне, метко названном Ребе РАЯЦем «Бейнони». Шестой лидер ХАБАДа чутко заметил, что ладовая игра напоминает описанную в «Книге средних» войну двух королей за малый город (то есть, божественной и животной душ — за право управлять телом). Отметим, что в нигуне «Авину Малкейну» данный прием использован даже еще более масштабно.
3. Единство — залог хорошей услышанной молитвы. Отец и Король наш радуется, когда его дети и подданные собираются вместе «как один человек и одно сердце», и, прежде чем попросить Его о собственных нуждах, налаживают мир друг с другом. В нигуне «Авину Малкейну» все три раздела при наличии разных начальных интонаций завершаются схоже, что символизирует наличие общей цели и иллюстрирует аспект «Все вы стоите сегодня пред Г-сподом Б-гом вашим».
Прости, прощай
Вместо эпилога хочется отметить такой момент. Не случайно, нигун «Авину Малкейну» акцентирует именно идею вселенского апгрейда в тексте, читаемом во время подведения итогов, когда перед нами стоит задача прощать себя и других и отпускать прожитое. Это учит нас правильному обновлению. Урок нигуна заключается в том, что нельзя застревать в прошлом. Оставаясь там, мы, как бы, отрезаем себя от жизни, которая уже существует в принципиально иной реальности. Не в этом цель тшувы — раскаяния, возвращения. А в том, чтобы, используя новый, более высокий свет мудрости Всевышнего, преобразовывать прошлое, формируя лучшее настоящее и будущее.
Пусть же, на пороге нового сладкого года, нам удастся осуществить это в полной мере!
